– Я никому не расскажу о том, что произошло, – сказала Сэми наконец.

На мгновение на другом конце линии воцарилась тишина.

– Что?

Сэми повторила:

– Ты знаешь.

Она представила себе лицо матери. Красное. С выпученными глазами.

Шелли Нотек ненавидела, когда ей угрожали, и никогда такого не допускала. Никому не хотелось становиться мишенью для ее неукротимой ярости.

Сэми ничего не сказала напрямую. В этом не было нужды. Она скрыто шантажировала мать, и той пришлось подчиниться. Еще до возвращения Сэми в Монахон-Лэндинг в конце лета Шелли не только заполнила все бумаги, но и обеспечила, чтобы ее дочь приняли на первый курс.

Тем летом Сэми отпраздновала свое девятнадцатилетие в ресторане «Планета Голливуд» в Сиэтле. Это был ее самый лучший день рождения. Она чувствовала себя счастливой, свободной и полной надежд. Они созванивались с матерью, и Сэми знала, что все идет, как планировалось. Никки поддерживала с ней отношения, но они держали это от Шелли в тайне. Такая секретность была необходимой мерой: у Шелли имелись на Никки какие-то виды, и сестры не знали, как далеко их мать готова зайти.

Когда Сэми и ее парень Кейл подошли к дверям дома на Монахон-Лэндинг, Шелли встретила их с перепуганным лицом. Она опять сбрила брови и накрасилась белилами, как в тот раз, когда к ним приезжали Лара с Кэрол.

Мать грустно покачала головой.

– Рак вернулся.

Кейл и Сэми переглянулись. Оба с трудом удерживались от смеха. Ситуация была комичной и неловкой одновременно.

– Почему она делает такие странные вещи? – спрашивал Кейл у Сэми позднее.

– Понятия не имею. Думаю, просто нуждается во внимании.

«Но есть гораздо лучшие способы получить это внимание, чем говорить, что у тебя рак», – думали они оба.

Когда Кейл уехал, Шелли отчитала Сэми за ее недоверие.

– Твой отец говорит, ты не веришь, что у меня рак! Давай, посмотри на меня, Сэми! Посмотри! У меня волосы выпадают!

Но Сэми была готова дать отпор. И серьезный. Она чувствовала себя уверенно как никогда.

– Я знаю, что ты лжешь, – сказала она.

Шелли в ответ лишь фыркнула.

– Я знаю, что Кэти мертва. Знаю, что это ты ее убила. Я была тут, мам. Рядом с ней. Она умерла.

Шелли погрозила дочери пальцем.

– Она подавилась своей рвотой.

– Потому что ты издевалась над ней, мама.

– Все было не так.

– Именно так. Ты убила ее, мам. Ты это сделала.

Внезапно Шелли сникла.

– Мне очень жаль, – пробормотала она. – Очень жаль.

Сэми сочла это признанием вины.

– Жаль? – переспросила она, как будто это было слово на иностранном языке, и следовало убедиться, правильно ли она его поняла.

Шелли кивнула.

– Ситуация вышла из-под контроля. Я ничего не могла поделать, Сэми. Я пыталась.

Отчасти, Сэми знала, это была правда. Ситуация действительно вышла из-под контроля. Но Шелли ничего не пыталась сделать. Она позволила Кэти умереть.

Пять минут спустя настроение Шелли опять переменилось. Она забрала свои слова назад. И теперь все отрицала.

– Ты неправильно поняла меня, Сэми. Я никогда ничего подобного не говорила, – возмущалась она.

«Мама вела себя так, будто ни в чем мне не призналась, – вспоминала Сэми впоследствии. – Это было… ну, странно. Словно я сошла с ума, раз подумала, что она когда-нибудь в чем-то признается».

Но Сэми было все равно. Она поступила в Эвергрин. И стала свободной.

Финансы Нотеков находились в плачевном состоянии. Расходы на колледж дополнительно осложнили ситуацию, и теперь на них висела масса долгов. Надо было заплатить водопроводчику Стэну за работу, которую он сделал давным-давно. Телефонная компания угрожала обрезать им провода. Шелли придумывала изощренные отговорки, чтобы потянуть время до следующей зарплаты. Сантехнику сказала, что у них истекла страховка и сейчас они не смогут оплатить его счета. В телефонную компанию сообщила, что ее муж перенес обширный инфаркт.

«Сейчас ему уже лучше… Я постоянно нахожусь рядом с ним и пытаюсь справляться самостоятельно, но ситуация очень тяжелая…»

В другом подобном письме указала в качестве причины задержки новое вымышленное заболевание.

«В этом году у нас в семье случилось большое несчастье. У старшей дочери обнаружили рак, и мой отец тоже серьезно заболел».

Шелли разыгрывала карту с болезнью всякий раз, когда считала, что это сработает. Придумывая себе оправдание за нарушение правил дорожного движения в Саут-Бенд, она написала судье, что находилась в состоянии стресса и что то нарушение, за которое у нее могли конфисковать машину, следует ей про- стить.

«У меня выдался очень тяжелый год. Дочь заболела раком. Мне приходится возить ее в Олимпию на лечение дважды в неделю. Я ушла с работы, чтобы быть с ней. Дочь – все для меня, и сейчас она полностью от меня зависит. Я не преступница».

Дорожная полиция штата Вашингтон отозвала обвинение.

Дэйв с трудом справлялся на работе: нюхал нашатырный спирт, чтобы не заснуть за рулем бульдозера, и спал прямо там, в кабине, в то время как дома Шелли совершала ежедневные набеги на торговый центр в Абердине. Дэйв, естественно, об этом не знал. Она закрыла ему доступ к их общему банковскому счету. Он был не в курсе, на что уходит его зарплата.

Но ее всегда не хватало.

Шелли умудрилась за спиной мужа набрать кредитов на сумму более 36 000 долларов благодаря исключительной настойчивости, с которой она атаковала отделение Банка Америки в Реймонде. Это было удивительно с учетом того, что у супругов не имелось никаких побочных доходов. Дом на Монахон-Лэндинг был заложен и перезаложен, задолженности по кредитам росли в геометрической прогрессии.

Однако Шелли, упорная и предприимчивая, всегда находила способ получить то, что хочет. Едва добившись кредита, она тут же принималась тратить. Причем спешно. Складывалось впечатление, что покупки превратились для нее в наркотик. Точнее, в его замену. Шелли могла за день подписать до тридцати чеков в торговом центре в Абердине. Однажды она выписала девять в «Таргет», и у нее закончилась чековая книжка. Шелли немедленно открыла новую. Покупки были мелкие – в основном на сумму от пяти до десяти долларов. Наверняка это тоже была ее стратегия: Шелли думала, что чем меньше сумма, тем ниже вероятность, что ее станут преследовать, когда выяснится, что денег на счету уже нет. В основном она покупала вещи для Сэми и Тори и иногда какие-то мелочи для дома. Ее забеги по магазинам выглядели странно не только из-за количества чеков, которые она выписывала один за другим, но и потому, что повторялись ежедневно. День за днем. Она приезжала в Абердин и тратила все, что у нее было и даже чего не было.