Кристина Щирадловская-Пеца (Krystyna SzczyradlowskaPeca), 1927 г. р., дочь польского полковника Бронислава Щирадловского из «украинского» катынского списка. В мае 1946 г. репатриировалась из СССР в Польшу. Во время длительной остановки поезда с репатриируемыми поляками вблизи станции Катынь посетила вместе с другими пассажирами эшелона раскопки большой братской могилы с телами расстрелянных польских офицеров, расположенной к северу (!) от железной дороги Смоленск — Орша. Напомню, что Козьи Горы находятся к югу от железной дороги, за Витебским шоссе. Смоленскими участниками проекта «Правда о Катыни» был выявлен живой свидетель, житель пос.

Катынь, который будучи подростком наблюдал в мае 1946 г. эксгумацию этого захоронения. По его словам, трупы после той эксгумации никуда не вывозили, а перезахоронили на прежнем месте.

Дарья Иванова, 1914 г. р. В 1930–1940 гг. — работница Смоленского льнотреста. В 1943–1946 гг. проживала вблизи смоленского льнозавода в пос. Серебрянка. Летом 1944 г. лично присутствовала при начале эксгумации массового захоронения польских военнослужащих, расстрелянных немцами в августе 1942 г. Могила располагалась рядом с северной обочиной Витебского шоссе в 1–1,5 км западнее льнозавода. По словам Д. Ивановой, трупы из этой могилы после эксгумации перевезли и перезахоронили рядом с «общим большим захоронением на правом берегу Днепра» (так жители Серебрянки называли тогда урочище Козьи Горы).

Вацлав Пых (Wadaw Pych), 1906 г. р. С 18 сентября 1939 г. по июль 1941 г. находился в советском плену. Содержался в Ровенском и Львовском лагерях для военнопленных, сотрудничал с лагерной администрацией. Весной 1940 г. был завербован НКВД. По его словам, летом 1941 г. после окончания конвоирования военнопленных поляков из Львовского лагеря в Старобельск, был командирован в польские офицерские лагеря под Смоленск для организации их эвакуации. Прибыл в лагерь № 2-ОН за несколько часов до захвата его немецкими войсками. Вместе с другими польскими заключенными этого лагеря попал в немецкий плен. Через некоторое время был расстрелян немцами в Козьих Горах, но случайно остался жив, сумел выбраться из общей могилы и, несмотря на огнестрельное ранение головы, добрался до расположения советских войск. Служил в армии Андерса. Утверждает, что в 1944 г. в Италии польские контрразведчики застрелили как нежелательного свидетеля катынских событий его коллегу по лагерю № 2-ОН Роланда Мерского, попытавшегося сообщить английским властям об истинных обстоятельствах захвата немцами лагеря № 2-ОН, и пытались убить самого Пыха. Показания В. Пыха требуют критического отношения, поскольку через несколько недель после написания они были переписаны «задним числом», предположительно с целью исключения из них имен конкретных сотрудников НКВД и фактов, выходящих за рамки версии комиссии Бурденко.

Валентин Свидерский. Подростком пережил немецкую оккупацию. Когда в 1943 г. немецкие оккупационные власти демонстрировали местным жителям пропагандистский фильм о Катыни, Свидерский, до войны увлекавшийся филателией, обратил внимание на попавший в кадр почтовый конверт, найденный в кармане трупа одного из польских офицеров, якобы расстрелянных весной 1940 г. На конверт этого письма была наклеена советская юбилейная почтовая марка, выпущенная в ноябре 1940 г. к 20-летию штурма Перекопа Красной Армией. Рассказал о данном факте своим друзьям и знакомым, вместе с которыми потом много раз ходил на показы этого фильма, внимательно рассматривая вместе с ними марку и обсуждая увиденное. Слух о марке широко распространился среди местных жителей и стал известен немецкой полиции, после чего показы пропагандистских фильмов о Катыни сразу же прекратились.

Александр Богатиков. В 1943 г. отбывал наказание в исправительно-трудовом лагере НКВД на Дальнем Востоке. По его словам, вместе с ним в этом же исправительно-трудовом лагере сидел поляк из Осташковского лагеря для военнопленных, рассказавший, как в начале 1940 г. среди поляков в Осташкове отбирали специалистов по радиоделу, а остальных весной 1940 г. отправили в Мурманск.

Нина Воеводская, 1927 г. р. В 1930–1940 гг. проживала в пос. Катынь Смоленской области. В апреле 1940 г. наблюдала на станции Гнездово эшелон из 15 тюремных вагонов с польскими военнопленными, улыбавшимися и махавшими ей рукой из зарешеченных окон. Весной 1943 г. лично видела на улице в дер. Борок огромные металлические чаны, в которых местные жители под руководством немцев вываривали на кострах кости расстрелянных польских офицеров. По ее словам, найденные на трупах предметы и личные вещи в Борке складывали не в бумажные конверты, как в Козьих Горах, а в небольшие деревянные ящички с надписями на немецком языке. По словам Н. Воеводской, тела возили в дер. Борок из Козьих Гор на телегах. Трупы были хорошо сохранившимися, одежда целой, сукно не разложилось, особой белизной поражали шарфы на шеях погибших.

Теофил Рубасиньский (Teofil Rubasinski), 1922 г. р. В настоящее время считается в Польше первооткрывателем катынских могил. В 1941–1942 гг. служил кузнецом в немецком ремонтно-восстановительном поезде № 2005 («Bauzyg 2005»), дислоцировавшемся в Смоленской области недалеко от станции Гнездово. В конце марта 1942 г. к работавшим в поезде полякам подошла местная жительница и сообщила, что в Козьих Горах захоронены 3500 расстрелянных польских офицеров. Беседой поляков с местной жительницей немедленно заинтересовался немец, с которым они работали. Велев полякам перевести содержание разговора на немецкий язык, он поспешил их успокоить, заявив, что рассказ местной польки о расстрелянных польских офицерах — «ерунда» и что «ваши офицеры сидят в немецких офлагах и вернутся домой, когда кончится война». В качестве доказательства своей правоты женщина на следующий день принесла полякам офицерскую фуражку подпоручика пехоты по фамилии Качмарек (Kaczmarek) из Владимира-Волынского, которую тот выбросил в момент пересадки из поезда в машину. Эту фуражку поляки отдали начальнику поезда немцу Заунеру, который отнес ее в штаб немецких железнодорожных войск на станции Гнездово. Заунер вернулся из Гнездово с информацией от своего начальства, что на самом деле это Советы возили оттуда заключенных на расстрел в лес. Часть поляков, работавших в «Bauzyg 2005», в виновность СССР не поверила, и из-за этого между поляками даже начались ссоры. Рубасиньский и Ваховяк (еще один поляк из этого поезда) в ближайший выходной день взяли лопаты и кирку и пошли искать трупы расстрелянных польских офицеров. Указанная местной жительницей территория была огорожена, но со стороны Гнездово Рубасиньскому и его коллегам удалось проникнуть за ограждение. На огороженной территории они почти сразу наткнулись на хорошо заметную четырехугольную насыпь, оказавшуюся братской могилой. В этой могиле на небольшой глубине лежали трупы, но не польские, а в каких-то других мундирах. Рубасиньский и его спутники по каким-то признакам пришли к выводу, что там были захоронены румыны, латыши и эстонцы. Вышли из леса обратно и встретили местного жителя Парфена Киселева, который за сигарету показал им «польскую» могилу, находившуюся на огороженной территории примерно в 800 метрах от «румыно-латышско-эстонской». Показанная Киселевым «польская» могила была больше по площади и тоже возвышалась над окружающей местностью. Земля на «польской» могиле еще не до конца оттаяла — пришлось воспользоваться киркой. Трупы и здесь лежали совсем не глубоко — буквально через пару ударов киркой наткнулись на тела польских майора и капитана. Рубасиньского удивило, что мундиры и знаки различия на трупах польских офицеров были «в очень хорошем состоянии».