Человек, посланный им в Вайоминг выяснить, что происходит, рано утром прислал сообщение. Президент скривился – это было совсем не то, что он рассчитывал узнать. Похоже, Спенс так и не добрался до дома Бондюрана. Он поинтересовался, что об этом говорит сам Бондюран, и тут агент вывалил на него еще одну ошеломляющую новость. Бондюрана, по его словам, и след простыл.

Несмотря на это, Меррит готов был голову дать на отсечение, что Спенс там побывал. Мартин был человек аккуратный и знал, как не оставлять следов. Кроме того, президент был уверен, что Бондюран ни за что бы не пустился в бега, не будь на то веской причины. Из всего этого следовал только один вывод: Бондюран прикончил Спенса до того, как Спенс успел прикончить Бондюрана.

Если он прав, выходит, Грей оказался умнее, чем они думали. Мысль об этом привела Меррита в такое состояние, что он поспешил укрыться в тренажерном зале. Ему нужно было время, чтобы побыть одному, хорошенько все обдумать и решить, как быть дальше.

Грей не побоится вступить в открытый бой даже с президентом Соединенных Штатов. Обычные меры устрашения, способные внушить ужас и трепет в сердце любого, осмелившегося бросить вызов Белому дому, вряд ли смогли бы его напугать. Такие, как Бондюран, не отступают и не сдаются. Уверенный, что правда на его стороне, Грей ни перед чем не остановится, когда речь идет о том, чтобы это доказать. Его верность принципам была непоколебима, как скала. Это-то и было одной из причин, почему Меррит ненавидел его с такой силой, что сводило скулы.

В тот день, когда он давал присягу, он думал, какая потрясающая судьба ждет их троих. Благодаря собственной харизме и безошибочному политическому чутью он мог убедить и Конгресс, и нацию в чем угодно. Спенсу с его хладнокровием и безжалостностью отводилась роль карающей десницы. Ему не нужны были оправдания – он просто действовал, быстро и эффективно. А Грей был стратегом, способным не только увидеть ситуацию под разными углами, но и выбрать самый краткий и безопасный путь для достижения цели. Вместе они представляли собой такую силу, с которой пришлось бы считаться даже ведущим мировым лидерам.

Если бы только Грей, положив глаз на Ванессу, не стал вдруг мучиться угрызениями совести…

– Чертов идиот! – прорычал Меррит, потянувшись за полотенцем. Пока он вытирал потный лоб и шею, в дверь неожиданно постучали. – Войдите.

На пороге появился агент службы безопасности. Позади него стоял Грей Бондюран.

– Господин президент. – агент расплылся в широкой улыбке. – У меня для вас приятный сюрприз!

Меррит нацепил на лицо улыбку – хотя, по правде говоря, улыбка эта больше напоминала оскал.

– Грей! Бог ты мой… Вот уж точно сюрприз!

Грей тоже заулыбался – впрочем, без особой теплоты.

– Я решил, что у тебя найдется свободная минутка, чтобы поздороваться. – он окинул Меррита взглядом и одобрительно кивнул: – Что ж, господин президент, народ может спать спокойно – глядя на вас, можно с уверенностью сказать, что вы одной левой запросто справитесь с любыми врагами, как с внутренними, так и с внешними.

Мужчины трясли руки, дружески хлопали друг друга по спине, но все это был спектакль. У агента службы безопасности не должно было возникнуть даже доли сомнения, что он присутствует при встрече близких друзей. Слухи о том, что между ними пробежала черная кошка, следовало решительно пресечь. Грей Бондюран ушел в отставку, но их с президентом дружба осталась такой же крепкой, как и всегда… А может, стала и того крепче, учитывая успех операции по освобождению заложников.

Мерриту понадобилась вся его сила воли, чтобы скрыть захлестнувшую его ярость. Появление Бондюрана было словно гром с ясного неба. Само собой, его приезд в Вашингтон был отнюдь не случайным, хотя на первый взгляд и выглядел совершенно невинно. Как говорится, если гора не идет к Магомету… Вот Магомет и объявился, и не где-то, а у самого подножия горы, свалился, точно снег на голову. В Белом доме, где его знала буквально каждая собака, его появление не вызвало ни у кого подозрений. Да и с чего бы? Приехал человек повидаться со старым другом, что тут такого?

Но что больше всего взбесило Меррита, так это необходимость играть навязанную Греем роль – по крайней мере, пока он не выяснит, что у бывшего друга на уме. Убедившись, что они наконец одни, президент направился к бару.

– Выпьешь чего-нибудь?

– На твой вкус.

Меррит налил два стакана апельсинового сока.

– Чертовски рад тебя видеть, старик, – отсалютовал он.

– Не хотел отвлекать тебя от тренировки.

– Я уже закончил. Силы, знаешь ли, уже не те, – с притворным смирением пробормотал Меррит.

– Что-то слабо верится.

– Не возражаешь, если я окунусь в джакузи?

– Боже упаси.

Стащив промокшие шорты, Меррит опустился в бурлящую, булькающую воду, над которой облаком поднимался пар.

– Хорошо, черт возьми! Не желаешь присоединиться?

– Нет, спасибо. – Бондюран подтащил стул к самому бортику и уселся.

– Ты немного поседел.

– Наследственное, – бросил Грей. – Разве я не рассказывал, что мой отец поседел совсем молодым?

Но в остальном Бондюран почти не изменился. Все такое же поджарое и мускулистое тело, то же самое суровое, непроницаемое выражение лица. Зависть – непозволительная роскошь для человека, проделавшего долгий путь от стоянки трейлеров до Белого дома, однако Меррит почувствовал именно это чувство. И чем сильнее он завидовал Грею, тем сильнее ненавидел его.

Забавно – он был привлекательнее Грея. Возможно, даже умнее. И если и уступал ему физически, то ненамного.

Однако в Грее чувствовалась спокойная уверенность в себе и непоколебимая верность моральным принципам, позволяющие ему смотреть людям в глаза. Даже в добрые старые времена, когда оба они служили в морской пехоте, задолго до того, как между ними произошел разрыв, Меррит обычно первым отводил глаза в сторону, не в силах выдержать прямой и открытый взгляд Грея. Его бесило, насколько легко и естественно тот следовал законам чести, которые сам Меррит глубоко презирал – и при этом он втайне отчаянно завидовал той силе, которую черпал в них Грей.

– Ты так и не обзавелся брюшком, – заметил он. – Рад видеть, что спокойная жизнь в Вайоминге не превратила тебя в толстяка.

– Честно говоря, жизнь там довольно суровая, и если уж я не зарос жиром в Вашингтоне, то в Вайоминге мне это точно не грозит.

– Мне тут здорово не хватало твоих шуток, – хмыкнул Меррит. – Застревают в глотке, как пыль, но смешные. – подтянувшись на локтях, он спросил, пытаясь мысленно предугадать ответ: – И что же привело тебя в Вашингтон?

– Женщина.

М-да, такого ответа он точно не ждал. Ощущение было такое, словно он получил удар под дых. Меррит, хоть и был сконфужен, однако заставил себя рассмеяться.