Рука Саймона скользила по груди Сторм, по бедру, лаская, словно заново изучая ее тело, вспоминая ощущения той ночи… Застежки ее платья легко поддались умелым движениям его пальцев, открывая ее грудь освежающему воздуху и его ласкам. Сторм трепетала всем телом, в ее ближе прижимаясь к Саймону, жадно целуя его, словно истомившийся от жажды путник, прильнувший губами к ручью.

«Да, — исступленно думала она, — да…»

Саймон, оторвав губы от ее губ, склонил голову, целуя ее разгоряченное тело. С уст Сторм сорвался блаженный стон, руки ее ласкали тело Саймона. Саймон почувствовал, как подгибаются колени Сторм, и бережно опустил ее на пол.

Он хотел остановиться — хотел снова вернуться в тот мир, где все до мелочей рассчитано и размерено, где все предельно ясно. Его ум противился происходящему безумию, но в ее его тело каждой своей клеткой жаждало лишь одного — слиться воедино с телом Сторм, и он уже не мог остановиться. Словно сквозь туман он видел ее лицо, раскрасневшееся от страсти, ее глубокие, прозрачные глаза, словно притягивающие его какой-то магическом силой, и не мог ни о чем думать, не мог больше ждать…

Взяв в руку прядь ее волос, он поднес ее к своему лицу, жадно вдыхая сладкий женский запах. Ее волосы перепутались с его волосами. Не обращая на это внимания, Саймон снова прикоснулся губами к ее губам. Он словно хотел раствориться в ней — в ее волосах, запахах, дыхании…

Рука его стала поднимать ее юбку, скользя по тонкой щиколотке, по икре, по гладкому колену, но округлому бедру… Под юбкой она не носила ничего, и это еще больше возбуждало.

Из груди Сторм, откуда-то из глубины, вырывались стоны. Руки ее гладили его волосы, ласкали его лицо, шею, плечи, забирались под рубашку…

Саймон рванул пуговицы на штанах, и через минуту его распрямившийся жезл уже был внутри ее.

Он чувствовал все, что чувствовала она, и это было похоже на мгновенно распустившийся прекрасный цветок. Такого еще не случалось у него ни с одной женщиной… ни с одной…

Все смешалось перед его глазами, во всем мире словно была лишь одна Сторм — нежная, страстная, бесстыжая… Сторм, которую он сделал женщиной, — его Сторм…

Как долго это продолжалось, Саймон не мог сказать. Очнувшись, он снова почувствовал горячее дыхание Сторм рядом с собой, нежное, словно невесомое прикосновение ее пальцев к его коже…

«Безумие! — стучало в его мозгу. — Что за безумие!..»

Это и вправду было безумие, но у Саймона не хватало сил противиться ему — оно заполняло собой все его существо.

Саймон попытался отодвинуться от Сторм, но она пробормотала что-то, что должно было означать протест. Он почувствовал, что не может ее оставить…

Сторм же казалось, что Саймон по-прежнему с ней и в ней — его дыхание, биение его сердца, то тепло, что он оставил внутри ее, слабость и сила, страсть и нежность… Как тогда, в ту ночь… Нет, еще сильнее! Настоящее чудо!

Он был таким родным, таким знакомым, словно она прожила с ним тысячу лет. Саймон… ее Саймон!.. Она могла ненавидеть его, презирать, хотеть убить — но не тогда, когда он делал с ней это…

До первого раза с ним Сторм думала, что секс — это что-то приятное, но в общем-то малоинтересное. Она и представить себе не могла, чтобы это могло так крепко связать мужчину и женщину — переспали, разошлись: мало ли, кто когда и с кем… Но Саймон не просто изменил в ней что-то на физическом уровне — непостижимым образом он затронул все ее существо…

Ей вдруг захотелось поговорить с ним, рассказать ему все, что она чувствует. Как нравятся ей его прикосновения, его поцелуи… Каким красивым, опасным и одновременно возбуждающим кажется ей его лицо… Но нужны ли здесь слова?

Может быть, лучше рассказать о другом? О том, как выглядит море перед грозой, сурово хмурящееся, темнеющее, словно наливающееся силой? Или как утром первые лучи солнца золотят водную гладь и красят небо яркими и радостными, словно на рисунке ребенка, красками? Или о дельфине, который однажды целых полгода следовал за ее кораблем? Она назвала его Пьер, и он откликался на ее голос, выпрыгивал из воды, когда она выходила на палубу. Или о том, как она две ночи подряд, запершись в своей каюте, тайно и безнадежно плакала, когда Пьер проиграл в схватке с акулой…

Ей захотелось поведать Саймону о всех своих радостях и горестях, открыть все свои секреты. Например, рассказать, как она боялась, когда попала в тюрьму, и как отчаянно забилось ее сердце, когда он вдруг возник на пороге ее камеры. Она хотела смеяться вместе с ним, соблазнять его, целовать, хотела, чтобы это повторилось снова, чтобы это повторялось всегда…

И почему, собственно, это не может повторяться всегда?

Сторм осторожно дотронулась до его лица, словно желая разгладить складку, легшую между его бровей. Саймон открыл глаза — в них светилась нежность. Сейчас ей, как никогда, нравились его глаза…

— Ах фермер! — произнесла она. — Родной мой… Почему мы с тобой не можем делать только это? Почему мы все время деремся?

Саймон не мог сдержаться, чтобы не улыбнуться ей в ответ. Он не отрываясь смотрел на женщину, лежащую рядом с ним, — лицо ее раскраснелось, глаза возбужденно горели, одежда пришла в беспорядок, золотисто-янтарные волосы разметались по полу… Саймону хотелось любоваться ею, дотронуться до нее, поцеловать, снова заняться с ней любовью — заниматься с ней любовью всегда, всегда… Когда он держал ее в руках, он забывал самого себя, забывал весь мир…

До него, словно откуда-то издалека, из другого мира, донеслись вдруг голоса слуг, позвякивание посуды в кухне, скрип колодца — звуки обычной, повседневной жизни… Взгляд Саймона вдруг упал на дверь, в которую могли войти в любой момент… Реальный мир снова вернулся на свое место, и Саймона вдруг охватил леденящий душу ужас.

Оправившись от потрясения, Саймон резко сел, приглаживая растрепавшиеся волосы и стараясь успокоить дыхание. Сторм машинально села рядом с ним, положив ему руку на плечо. Он не отрываясь смотрел на нее. Волосы ее в беспорядке рассыпались по плечам, расстегнутое платье обнажало нежную, словно персик, грудь, задравшиеся юбки открывали бедра… Ни у одной женщины Саймону не доводилось видеть таких красиво очерченных бедер. Он снова хотел ее так, словно за минуту до того не удовлетворил свою страсть…

Он начал приводить в порядок свою одежду, заправляя рубашку, застегивая штаны.

— Ты тоже застегнись, — хрипло сказал ей он.

Сторм немного поколебалась, но затем все-таки застегнула платье и оправила юбки. Но Саймон по-прежнему не мог отвести от нее глаз.

Неужели все это и впрямь было? Все произошло столь быстро, что ни он, ни она просто не успели опомниться. Как он мог так потерять контроль над собой — ведь за минуту до того они были смертельными врагами…

Она его пленница, а не наложница — как он мог забыть об этом и о том, что она сделала с ним тогда? Ну хорошо, пусть не пленница, пусть гостья, — но овладеть ею, словно дикарь, прямо на полу в библиотеке, куда может войти Августа…