- Ты лучше мне скажи, как тебя так угораздило? - Ермилин заметил мой взгляд, изучающий его боевые "награды", и решил быстро перевести тему: - Почему не сказала, что заболеваешь?

- Беспокоить не хотела, - всхлипнула я.

- Беспокоить она не хотела, - закатил глаза Марк. - Слава Богу, тебя нашли и Егорыча позвали.

Парень тяжело выдохнул и снова осторожно привлек меня к себе.

- Я сам только недавно очнулся. – признался он: – Сразу вас ринулся искать, а ты тут, представляешь? Глаза открываю, а ты на соседней кушетке.

И правда смешно.

Только смеяться почему-то не хочется.

- Как они тебя отпустили?

Марк неожиданно замялся. Снова отстранился, неловко кашлянул и нежно провел рукой по моей макушке. Коснулся большим пальцем уже почти зажившей царапины на лбу и предупреждающе начал:

- Ася, я тебе сейчас кое-что расскажу, но ты не волнуйся, хорошо?

Конечно же, я тут же начала волноваться. Невозможно придумать более неудачную фразу для начала разговора.

Марк, кажется, понял свою ошибку, поэтому успокаивающе сжал мои руки и, будто нехотя, вздохнул:

- Меня спасли.

Это не выглядело бы так подозрительно, если бы не странный, почти виноватый взгляд парня.

- Кто? – спросила почему-то шепотом.

- Я.

Чужой голос ворвался между нами неожиданно для обоих. Вот только Марк лишь раздраженно закатил глаза, а я в ужасе вздрогнула и посмотрела в сторону двери.

Я уже видела раньше эти глаза и короткую шевелюру. Шрам на виске тонкий видела, и сломанный горбатый нос. Вот только поверить, что этот человек и правда находился здесь, оказалось очень сложно.

Но он был. Максим Акимов стоял на пороге и с выражением вселенской скуки на лице беззастенчиво слушал наш разговор.

- Спокойно, - Марк предупреждающе перехватил меня за предплечье и сел так, чтобы загородить собой Акимова. - Ася...

Но я не воспринимала его слова. В ужасе смотрела на застывшего в дверях человека и пыталась выбрать, что сделать сначала - завыть от отчаяния, запустить в сторону двери стаканом (самый тяжелый предмет на расстоянии вытянутой руки) или хватать Марка и бросаться бежать в окно. Наверное, это последствия болезни, потому что до меня с большим трудом дошло, что Ермилин и сам прекрасно осознает, кто стоит позади него. Осознает и ничего не предпринимает.

Я даже начала вставать и, может, поднялась бы, но Марк предупреждающе рявкнул:

- Капельница!

Только после этого, наконец, пришла в себя. Замерла и на этот раз уставилась на Ермилина.

- Что.... - голос сипел. - Что значит "он тебя спас"?

Акимов сдавленно кашлянул, и я вдруг услышала в этом звуке издевку. Марк, кажется, тоже. Парень крепко сжал зубы, но снова ничего не сказал гостю и лишь повторил мне:

- Ася, я сейчас все объясню. Ляг, пожалуйста.

Конечно, я не стала выполнять его просьбу. Мертвой хваткой вцепилась в его пальцы и не отрывала умоляющего взгляда от разбитого лица.

- Когда я пошел за телефоном, - Ермилин выглядел растерянным, но при этом продолжал говорить твердо: - Я дозвонился до Вани и попросил, чтобы.... - он замялся, мотнул головой, но все-таки закончил: - Чтобы тот узнал его номер.

- Ч-ч-чей н-н-номер? - глупый вопрос. Конечно, я сразу поняла, к чему клонит Ермилин, но пыталась хоть на мгновение отложить момент, когда разум поймет, что Марк предал нас.

Такого не может быть. Не может. Только не Ермилин.

- Кого из вас по голове ударили? - снова встрял Максим.

Мужчине надоело стоять в дверях, и он прошел внутрь. Ржавые пружины на второй кушетке противно взвизгнули, прогибаясь под его весом, а Марк бросил через плечо резкое:

- Заткнись. - и снова повернулся ко мне: - Ася, а ты, хватит придумывать себе всякую ерунду. Я позвонил не потому, что хотел заложить нас. Просто понял, что не он сейчас – главный враг Егора. Скорее он – единственный человек, который может нам помочь.

Кашель снова подобрался к горлу. Многострадальный стакан уже опустел, а я все еще драла горло. Ермилин осторожно поглаживал меня по спине и нервно косился на дверь. Прорывался даже встать, чтобы сходить за фельдшером, но я упрямо сжимала его руку и не отпускала.

- Объясни. - попросила умоляюще, когда смогла снова говорить.

Ермилин прикоснулся к зашитой ране на губе, поморщился и пожал плечами:

- Тебе не казалось странным, что слишком много совпадений?

Я нахмурилась.

- Охрана пропала, стоило только новостям про Ермилина выйти, - продолжал Марк под смешок со стороны Акимова: - Рассказов этот, которого Егор случайно узнал и испугался. Потом странные люди, которые не работают вместе и дерутся, чтобы нас поймать. Да даже талисман Егора, который тот всегда носил при себе...

Ермилин замолчал, давая мне возможность начать думать самостоятельно. Я испуганно кусала губы и мяла в пальцах его ладонь, пытаясь соображать здраво.

- Констанитн... - единственное, что смогла произнести.

- Чего?

Я подняла на него затравленный взгляд и сипло пояснила:

- Мы видели в деревне Константина, охранника Виктора Сергеевича. Но я не позволила Егору выйти к нему.

Акимов хлопнул в ладоши и мрачно усмехнулся:

- Надо же, соображаешь. Вот только как-то плохо «не позволила», раз он все равно ушел.

- Я...

- Заткнись, я тебе сказал, - скрипнул зубами Марк.

Бросил злой взгляд через плечо, а Акимов только руки поднял и театрально закрыл рот на замок.

- Ты понимаешь, да? - Ермилин снова повернулся ко мне.

Нежно убрал за ухо растрепавшуюся прядь и едва заметно улыбнулся разбитыми губами.

Я понимала, но упорно не хотела принимать, к чему ведет Марк. Это было слишком странно. Невероятно.

- Виктор Сергеевич любит Егора. - прошептала едва слышно:  - Он его единственный сын...

- Мой отец бездетный, - перебил меня Максим, - и всегда об этом знал.

Молчание было красноречивее любых вопросов. Я шокировано смотрела на мужчину и не могла поверить в услышанное.

- Что?

- Обманули тебя, девочка, говорю, - Акимов вдруг перестал усмехаться, и на его лице тоже появились эмоции. Ярость, смешенная с горьким отчаянием: - Развел папаша. И вас, и нас.

- Я не понимаю. - чтобы защититься от чувства беспомощности я притянула к себе колени.

Обняла их одной рукой, а  вторую, ту, в которой все еще была капельница, поднять не позволил Марк.  Он осторожно, но крепко удерживал ее на простыне, чтобы иголка случайно не сдвинулась.