Харчи, украденные с нашей кухни, стояли на столе. Угощались ими сама хозяйка и два пропитых мужика.

Я еще раз огляделся, подумал, что этот дом точно не смогу забыть, и внезапно почувствовал, как что-то тянет меня назад, туда, где осталось мое физическое тело.

* * *

Из видения я вылетел, как пробка из бутылки. По губам, по подбородку текло. Я хлюпнул носом, машинально облизался. Кровь! Черт, подери, кровь! Что за… Раньше такого не было. Я попытался открыть глаза и не смог — веки словно налились свинцом. В висках стучал набат. Голова разрывалась от дикой боли. Видимо я застонал.

Вика тут же запричитала:

— Сережа, Сереж! Что с тобой? Ты слышишь меня?

— Слышу… — едва-едва прошелестел я, — не кричи. Больно…

Лица коснулась прохладная мокрая ткань. Заботливый шепот проговорил:

— На, оботрись, ты весь в крови.

Я попытался оттереть губы, подбородок, но не смог. Пальцы предательски дрожали, отплясывая чечетку.

— Дай сюда, — Вика отняла у меня тряпку, принялась осторожно промакивать кожу, — я сама.

Руки мои упали на колени. Он ее прикосновений по телу пробегала приятная дрожь. Не спасали от этого ни слабость, ни боль, ни разница в возрасте, ни осознание того, что девушка не моя. Ничего не спасало. Я зажмурился и затаил дыхание.

— Все, — сказала она, — кровь остановилась.

Лицо мое тут же оставили в покое. А я вдруг понял, что боль слегка отступила, приоткрыл глаза и глянул сквозь щелки. Прямо напротив сидел участковый и смотрел на меня со священным трепетом. Видно было, что он очень хочет спросить, но опасается задать вопрос.

— Видел, — сказал я ему, опережая его слова.

— Да ну? Что видел? Конкретно?

— Дом, колесо у калитки, золотой петушок на крыше и морда из метлы на заборе.

— Из чего? — Изумился Лис.

Я не успел ответить. Макс все понял и дом узнал.

— Юрка, гад! — Восторженно воскликнул он. — Так я и думал. Опять за старое взялся!

Он встал, ушел на кухню, вскоре вернулся с планшетом и ручкой. Протянул принесенное Лису.

— Пиши! Подробно пиши, что украли. Сегодня же все будет у вас. У меня это ханурики знаешь где?

Он выставил перед собой не слишком убедительный кулак. Славка хмыкнул, отвел его руку, забрал писчие принадлежности, сказал:

— Еду можешь не возвращать, а остальное, будь добр…

* * *

Список получился совсем небольшой по количеству, но весьма внушительный по цене. На участкового он произвел впечатление.

— Ого! — Сказал он. — Знали, куда идти, сволочи. Ну, ничего, все вернут, как миленькие.

Он отыскал свою форму, слегка потер ткань о ткань, убирая пыль и грязь, принялся натягивать условно чистую, что-то бурча себе под нос. Со двора истерически завыл пес. А потом буквально захлебнулся лаем. Макс все никак не мог натянуть штаны — мешали ноги, не попадали в штанины.

— Что этой скотине надо? — Нервно проворчал он.

Откликнулась Вика:

— Я схожу, посмотрю.

Она метнулась в сени, открыла дверь. Лай сразу смолк. Послышался шум, визг, звук упавшего тела, приглушенное чертыхание. Лис ринулся было на помощь, но события приняли совсем другой оборот.

В комнату ворвался пес — оскаленный и рычащий.

— Ко мне! — Послышался из сеней голос девчонки. — Куда ты? Ну, ты куда?

Бухнул о доски пола кулак. Пес обогнул Славку, не заметил меня, устремился к хозяину, разинул на бегу пасть и захлопнул зубастый капкан на ноге Макса.

То взвыл. Вдарил кулаком по лобастой голове собаки, заорал благим матом:

— Что б тебя…

Пес удивительно быстро разжал зубы и отскочил в сторону, к вошедшей в комнату Вике. Он больше не рычал. Скулил, повизгивал, выглядел виновато.

Макс сразу опомнился и моментально озверел.

— Отойди, — рыкнул он на девчонку, — я эту суку сейчас пристрелю!

Он лапнул кобуру, пытаясь достать макаров. Стало видно, что не шутит.

— Стоп!

В голосе Вики прорезалось столько металла, что замерли все. И пес тоже.

— Стоп! — Повторила она уже спокойнее. — Пса ты не убьешь. Он теперь мой. Я у тебя его заберу. Ты нам должен, не забыл?

Макс решил обидеться и возмутиться:

— За что это я вам должен?

— За все.

Девчонка задвинула пса за себя. И тот послушно притаился, словно понимал, в чем дело. Вика начала перечислять, загибая пальцы:

— За вытрезвление, за пистолет, за то, что покормили пса, за то, что делали твою работу. — Она слегка подалась вперед и показательно выгнула бровь. — Мало?

Макс скис. Уселся на стул, глянул на бутыль, переждал очередной рвотный позыв, проворчал:

— Без первого я бы вполне обошелся.

— Не обошелся бы, — отрезала Вика, — хочешь узнать, сколько тебе жить осталось, если не завяжешь?

Участковый судорожно сглотнул, облизал губы, кивнул и совершенно непоследовательно выпалил:

— Не хочу.

Я решил поддержать девчонку. Вспомнил вдруг, как говорила цыганка. Принял умный вид.

— А зря. У тебя все на ладонях написано.

— Где?

Макс выставил перед собой руки и уставился на них.

— Знаешь где линия жизни?

— Вот?

Сказано это было то ли вопрошающе, то ли утвердительно. Участковый ткнул пальцем в левую ладонь и, как ни странно, попал куда надо — прямехонько в линию жизни. Я усмехнулся.

— Точно. На левой руке, то что отмерено тебе от рождения.

Он сразу расцвел.

— Ух ты! На мой век хватит. — И снова выхватил взглядом бутылку.

Я решил его добить. Почему-то был уверен, что не ошибаюсь.

— А на правой то, что ты сотворил с собой сам. А теперь сравни.

И сразу понял, что угадал. Физиономия Макса приняла неописуемое выражение.

— Как же так? — Пролепетал он, пытаясь пальцем стереть линию с правой ладони. — За что же это?

Он уставился на меня с надеждой и недоумением. И я довел мысль до конца:

— Правая все время меняется. Бросишь пить, сам увидишь, как начнет расти. Не бросишь — не обессудь.

Макс подхватил бутылку, ринулся к окну, запустил ее наружу, как гранату. Сразу послышался звук бьющегося стекла.

— Мамой клянусь, — сказал он, — больше ни капли.

Мне очень хотелось ему верить, но получалось плохо. За спиной кто-то шумно вздохнул. Я обернулся и поймал взглядом Лиса. Тот тоже пялился на