– У нас говорят, выпил – весь день свободен, – делая глоток, прокомментировал я.

– А у нас говорят – еще никто не обеднел от обещаний. Я с тобой потом выпью, попозже, – он начал протирать нечистым полотенцем барную стойку. – Тут такая куча дел, и кроме меня их делать некому. Брал племянника в помощь, но, по-моему, он больше ворует, чем приносит пользу.

– Если тебе понадобится развалить твоё дело, Хозе, ты обращайся ко мне, – скептицизм пёр из меня самобичующим фонтаном. – Никто так, как я, умело не умеет развалить то, к чему прикасаюсь.

– Не наговаривай на себя, ты не такой, – он принялся протирать стаканы тем же полотенцем, которым протирал столешницу. – Ошибся, с кем не бывает. Я что ли не ошибаюсь? Посмотри на мой брак. Его в школе преподавать надо, только бесполезно. Женщины всё сделают по-другому и задурят мозги так, что и не поймёшь.

– В том-то и дело, друг, – мне самому было тошно жаловаться, но потребность высказать и через это может быть понять суть ошибки не отпускала меня. – Я, Хозе, так ошибся, потому что считаю, что я прав, вот такая вот загогулина.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– А это потому, что у женщины не каждая правда приемлема, – он вытер многострадальным полотенцем пот и перекинул его через плечо. – Надо всегда врать. Моя жена спрашивает, красива ли она, я что, должен правду говорить? Я не самоубийца, я наливаю людям напитки.

– А мне кажется, что я прав. Всё ещё.

– Неверная дорога часто проходит по удивительным местам. Хорошо, что ты здесь, согласись.

– Согласен. Но я дорого бы отдал, чтобы здесь не быть.

– Ты просто завял, как цветок без воды. Я знаю какой воды тебе надо. Ты в правильном месте, друг, и самая живительная вода любого телосложения и цвета кожа готова для тебя. Только кивни.

– Нет, спасибо. Я вообще не про это сейчас.

– Тогда тебе нужен доктор. А я тебе как доктор прописываю ром, сигары и большую женскую задницу. Хочешь я позову такую мулатку, что ты слюной прямо здесь захлебнёшься?

– Я вообще про это не думаю сейчас.

– Это тревожный сигнал, амиго, – он взял меня за руку и прощупал пульс, – не позволяй себе впадать в такое состояние.  Я знаю, что делать. Я позову к тебе настоящую блонду, только для тебя, все от зависти выронят зубы. Ты знаешь, что такое пескадо метидо?

– Что?

– Рыба внутри! Когда ты закончишь, она не даст тебе вытащить твою рыбу даже когда ты спишь, чтобы, когда проснулся сразу начать по новой! Ну, что? Зову?

– Ты знаешь Хозе, что такое вяленная рыба?

– Ел, не люблю.

– Вот моя рыба сейчас вяленная. Единственно что нужно, это пиво.

*** Руслан

Деньги убегали с какой-то фантастической, необъяснимой скоростью.  Как из воздушного шарика, который больше не надувают, но где имеется небольшая, аккуратная дырка. Шар скукоживался, не имея никаких шансов на дополнительные вливания, и вместе с ним моё настроение. Вернее, то, что можно было назвать настроением. Еще на пару месяцев разгульной жизни должно хватить, но потом не помогут не мелкие заимствования у друзей, ни гуманитарная помощь от родственников. Все документы на фирму, по словам отца, всё ещё находились под арестом, а заниматься разгребанием этих авгиевых конюшен было просто некому. Моё присутствие там, как я себе четко представлял, ситуацию не выправит, а значит, и ловить там нечего. Катись оно всё к чёрту. Буду пить, пока есть деньги и работает печень, а там будет видно. Как говорил один восточный мудрец, взявшийся за деньги падишаха обучать осла чтению, через год непонятно, будет ли жив кто-нибудь из этой компании. Есть шанс, что осел умрёт скорее, чем падишах проверит его успехи в обучении. Руководствуясь теми же принципами, я каждый день начинал с крепкой выпивки, намереваясь все планы неприятелей разрушить своим исчезновением.

Но, как не оттягивай, этот день настал. Стало понятно, что что нужно что-то предпринять, чтобы не исчезновение меня не произошло даже раньше, чем я планирую.

Найти хоть какую-нибудь легальную работу иностранцу было совершенно невозможно. Да и что я мог делать на рынке труда говорящей на другом языке страны. Пойти носить кирпичи на стройку? Да этим даже местные не занимались, всячески избегая физического труда, везде, где это только возможно.

В тот день я наконец решился и обратился к Хозе с просьбой о помощи.

Он по-настоящему обрадовался, увидев меня.

– Амиго! Где ты был?!

– Всё там же, амиго. Ничего нового. Под тем же солнцем, что и ты. Ты мне как местный, разбирающийся во всём человек, скажи – есть шанс найти мне что-то, что принесёт денег?

– Это интересный вопрос, амиго. Не поверишь, деньги нужны всем. Кого не спроси. Каждый готов принять их целую кучу, вопрос только – что ты можешь сделать, чего не умеют сделать ради денег они?

– Я и сам не знаю. Но деньги реально нужны. Могу переступить через некоторые принципы.

– Хочешь найти богатую сеньориту из приезжих? Повеселить её своей бодростью?

– Нет. Этот вариант отметаем сразу и навсегда.

– Тогда других вариантов нет. У нас очень скромно с работой, амиго. Но если хочешь, я могу для тебя лично поговорить с одним очень уважаемым человеком. Может он предложит тебе что-нибудь.

– Буду тебе лично благодарен, Хозе.

– Не стоит. Скажешь спасибо, если всё получится.

Вечером, к восьми, то есть к часу, в котором Хозе попросил меня быть на месте, я практически трезвый, если не считать обеденного возлияния, был на месте.

Послеобеденная суета и оживление сменилась вечерним, точно таким же ждущим удовольствий, но более размеренным напряжением. Мужчины, горделиво распрямившись, оглядывали ряды вероятных подвигов. Женщины, без всякой застенчивости, оценивающе мерили проходящих мимо партнёров. Громогласная музыка из десятка разных мест сливалась в нервную и многообещающаю атмосферу. Казалось, все готовы ринуться в бой за увеличение рядов человеческой популяции и только ждали приказа.

Анхелио, уважаемый, по словам Хозе человек, появился почти вовремя, с неизбежным для этого региона опозданием – на двадцать минут.

Сопровождающие его пара вертлявых ребят явно меркли на его фоне. Чётко скомпонованная гора превосходных мускулов и презрительная усмешка на неожиданно разбитом лице. У нас дома руководители криминальных структур не ходят с разбитыми лицами. Это вчерашний день.