Даже не знаю, что и ответить…

– Я в кино иду, дедушка. Родители меня там ждут…

– В кино? Так поздно? Что делается в этом городе! Конец света! А пойдем-ка к твоим родителям!

Черт! Ну вот что с таким делать? И обижать не хочется. Формально он прав – нечего шпане болтаться по улицам в позднее время. И тем более в кино ходить на «взрослые» сеансы.

– Вы же в другую сторону шли, – пытаюсь как-то я отмазаться. – Вас, наверное, где-то ждут. Беспокоятся…

– Никто меня не ждет, мальчик. А вот твоим родителям мне есть что сказать. По поводу воспитания подрастающего поколения. Пойдем-пойдем!

Вот встрял-то! Отчего-то моя симпатия к «милому дедушке» стала стремительно улетучиваться.

– В наше время детворе было не до кино, – продолжал занудствовать старый морализатор, уже следуя за мной в сторону кинотеатра, – я с двенадцати лет работал на заводе, помогал деньгами своей семье…

– Мне семь всего, – буркнул я, лихорадочно придумывая выход из этой дурацкой ситуации, – я только в первый класс пошел… в сентябре…

– Семь лет! А он уже один по ночам ходит. Определенно, мне есть о чем поговорить с твоей матерью!

– Дедушка! А вон мои папа и мама, впереди. Видите? Эй, мама!

С этими словами делаю несколько мелких шажков назад и за спину старичку, который, приложив руку ко лбу, пытается высмотреть впереди несуществующих родителей.

– Не вижу. Где? Мальчик. Мальчик!

А «мальчика» уже и след простыл. Только верхушки кустов приветливо колыхнулись в ответ пожилому герою трудового фронта.

– Мальчик!!! – донеслось мне в спину.

Ушла добыча! Испортил вечер пенсионеру. Нет совести у этой молодежи. Вот в наше время…

Но меня сейчас больше беспокоило, где мой новый американский дружок.

И… что там в кино сегодня показывают?

– Хай! Витьйок! Добрый вечь-ер!

Э! Он чего? Обниматься, что ли, собрался?

Ну да! Обозначает свои «обнимашки», похлопывая меня по спине. Ра-адуется, Маугли…

– Ричард! Йоу! Стоп. У нас так не принято… симпатию свою демонстрировать… ПОКА еще не принято. Лапу давай. Петушка! Во-от. Вот так у нас нормальные люди приветствуют друг друга. Те, которые сурьезные.

– Оу! Я знаю. Just… Sorry… Просто я ри… ално рад. Здесь мало… кто меня… как это… при-зна-йот. Близко. Я понимать. Амер-рика – соперник. Но я – не Пентагон. Я – Ричард Донахью. Друг твоя страна…

– Да понял я, понял. Не бери в голову. Обнимайся, если нравится. Самая большая роскошь на свете – это роскошь человеческого общения.

– Great! Ты уже читать Экзюпери? Здорово! Ты есть очень… как это по-русски… развит-тый ребь-йонок. Не по годам. Инть-ересный.

– Заруби, Ричард, на носу. Советские дети – все очень развитые. Не по годам. Заруби и передай своим в центр. Это наше тайное оружие. Наша секретная фишка!

– Оу! Шутка? Я понимать. Ха-ха. Я передать. Ха-ха. Я уже знать – КГБ думать, каждый амерь-иканец – работать в Си-А-Эй. Я не обижаться. Мне нравится… здесь. Хороши люди. Нет злость.

Да уж, хорошие. Один только старичок с тростью и в круглых очках чего стоит. И ведь плохим-то его тоже не назовешь! Занудным разве что…

Упс! Вспомни черта! А вот и мой пожилой спутник. Мелко семеня ногами, быстро движется к небольшой очереди возле кассы. Пристально высматривает кого-то в толпе. Давайте угадаем – кого?

– Люди, говоришь, хорошие? – Я как бы невзначай смещаюсь так, чтобы между мной и кассами оказался американец. – Слушай, Ричард, а расскажи мне… про хороших людей. Ну, кто тебе здесь нравится?

– А кино? Вить-йок. Опоздать.

– Да бог с ним, с кино! Видел я уже этого Фантомаса. Причем… совсем недавно. Дурацкий фильм. Вон кафешка на углу. Давай по мороженому, угощаешь?

– Of course… конечно!

Старые добрые советские кафешки!

Первое, что всегда поражает, – это густой запах ванили и сдобы. Такого запаха не создашь освежителями и дезодорантами. Так пахнут настоящие, без примесей и добавок, истинные лакомства. И здесь таким запахом пропитано все. И больше всего, кажется, сама продавщица. Согласен, в те времена маловато было эффектных и молодых сотрудниц модельного ряда. Вернее, вообще их не было. Феи сливок и мороженого всегда были под стать продаваемому продукту – пышные, белые и объемные.

А цены! Господи, какие тут смешные цены! Сдоба по шесть копеек – огромные душистые облака запеченного теста. Молочный коктейль – семь копеек – не оторвешься, пока трубочка не станет с хрипом тянуть воздух. Вазочки со сбитыми сливками, шоколадные бруски пастилы, какие-то розочки, прянички, пышечки… брр! И все – копейки, копейки, копейки…

– Трудно тебе будет здесь разориться, – задумчиво говорю я Ричарду, стоя у витрины. – Вот скажи, у вас бывает мороженое… мм… за десять центов?

– Десять? Ноу! Самое меньшее… Quarter… двадцать пь-ять… Бат… сорри… Но… невкусный… одна вода. Наполнитель. Usually… обычно… пятьдесят. И больше.

– Жуть. Как вы там вообще живете?

– Пух-нем… с… го-ло-духа.

– Нахватался уже где-то, фольклорист. Знавал я одного американского журналиста, который ни черта не понимал в России, зато всюду вставлял русские поговорки. В основном – не к месту…

– О! Я его знаю?

– Не думаю. Нам, пожалуйста, вот это, это и вон то. И две чашечки кофе. А, ну и два коктейля, будьте добры. Ричард, забирай.

Официантов сервис не предусматривал, поэтому все угощения пришлось перетаскивать самим. Мы расположились за круглым тяжелым столиком у окна с видом на кинотеатр и верхний участок Таврической лестницы. Старичка уже видно не было.

– Так что там насчет хороших людей, Ричард? – спросил я в перерыве между всасываниями коктейля через трубочку. – Много их у нас?

– Очь-ень. Можно сказать… всь-е.

– Я и не сомневался. А все же кто больше всего тебе понравился? – не унимался я. И даже уточнил по-английски: – Who do you guess is most attractive?

Неожиданно Ричард покраснел. Кто бы мог подумать! Если он артист, то артист гениальный.

– Well… I can't… Это есть… интимно…

– Нет-нет, Ричард! – слегка всполошился я. – Я не имею в виду твои симпатические интересы к противоположному полу. Нет! Кого ты просто уважаешь? Респект?

– А! I don't quite understand correctly. Sorry[22]. Ну, ваш мэр, как это… чиф гоу-рис-пол-коум… Паул Стен-коу-вой. Гур-лень Володья, ком-со-моул. Эндрю За-ха-роув…

Ричард перечислил с пару десятков имен и фамилий, так или иначе связанных с руководством города. Странно, Михалыча среди них не было.