— Мама родная! Нужен он тебе, утюг деревянный. Пусть себе лежит в больнице, пока не найдется очередная дура.

— Нужен. — Антонина в упор посмотрела на соседку: — Если выпустят, с завтрашнего дня он будет жить у меня.

— Совсем клюкнулась?

— Пусть дома выздоравливает.

Нинка помолчала, осмысливая услышанное.

— Ничего не понимаю. Ну помер благоверный. Ну свалила с себя мешок. Чего опять в дырку лезешь? Живи, радуйся, наслаждайся. Ты вон какая. Не до конца потоптанная, мужичок обязательно какой-нибудь подвалит. А нет, смотаемся в Египет или к другим арабам, там этого добра хоть лопатой!

— Нет, Нина, — улыбнулась Антонина. — Ни Египет, ни арабы — никто не нужен. Артурчик оклемается, опять возьмется за хозяйство, а там, глядишь, и поженимся.

— Чего-о?

— Поженимся. Мы уже договорились.

— Савостина, ты соображаешь, чего лепишь? Он же молодой. Месяц-второй попрыгает с тобой, а потом другую захочет. Свеженькую. Это же мужики, Савостина. Им верить ни на сто грамм нельзя. Соскочит, и чего делать будешь? Выть да ныть?

Антонина встала, покрутилась.

— Глянь на меня.

— Ну и чего? — удивленно спросила Нинка.

— Я живая. Понимаешь, живая. За столько-то лет! Мне орать, петь, плясать охота.

Нинка какое-то время очумело смотрела на нее, потом согнулась к коленям, закрыла лицо ладонями, стала смеяться мелко, с тихим завыванием. Успокоилась, подняла лицо, вытерла щеки.

— А от меня чего хочешь, Савостина? Мишка помер. Экспертиза показала, что ты не при делах! Придурка твоего из больницы рано или поздно выпустят. Счастье на все триста шестьдесят! Чего тебе еще нужно, дура?

— Нет, ничего, — с тихой улыбкой произнесла Антонина, поднялась, послала соседке воздушный поцелуй. — Салют! — и покинула магазин.

Нинка посмотрела вслед ее машине, повертела пальцем у виска и громко запела:

— «А где ж мне взять такую пе-е-есню-у-у и о любви поговори-и-ить…»

Привезла Антонина Артура домой к вечеру. Машина «неотложки» въехала во двор, два молодых санитара помогли Гордееву спуститься на землю, сама Антонина забежала спереди, взяла его под руку, сунула на ходу одному из санитаров свернутую трубочкой купюру, направилась с сильно прихрамывающим больным в дом.

Поднялись по ступенькам, вошли на веранду. Антонина прижалась к груди Артура, прошептала:

— Гляди, это теперь все твое.

— Что? — не понял тот.

— Все… Усадьба, двор, все во дворе, кафе… Твое!

— Наше, — поправил ее Артур.

Она приложила ладонь к его губам:

— Молчи. Не возражай. Теперь мы вдвоем, и нам никто не будет мешать. — Антонина развернула его, показала на накрытый празднично стол. — Видал?

— Блин… Здорово!

Она подвела его к столу, помогла усесться:

— Это будет наша помолвка. Выпьем вина, обнимемся и…

— И умрем, — засмеялся Артур.

Она легонько шлепнула его.

— Глупый. Никогда не говори так. Мы будем жить долго и счастливо.

— Пока не помрем, — снова брякнул Артур.

Она нежно посмотрела на него, кивнула:

— Да, в один год и в один день. — Она взяла бутылку, налила в два бокала вина, один подала парню. — За нас, любимый.

— За кого ж еще? — улыбнулся Артур. — Конечно, за нас.

Выпили до самого донышка, Антонина обняла его за шею, и они стали целоваться, крепко, безоглядно.

Пристройка для караоке была готова. Сейчас вокруг нее суетились люди, заносили аппаратуру, пробовали ее включать, отчего по двору расплескивалась та или иная популярная песенка.

Артур, спокойный, уверенный, чуть ли не высокомерный, расхаживал вокруг, опираясь на палку, присматривался, дежурно проверял, довольно улыбался. Сдуру попытался что-то станцевать под вырвавшуюся мелодию, но тут же остановился из-за боли в ноге. Мазнул пальцем по одному из столов, крикнул:

— Хамид!.. Бегом сюда!

Тот оставил дела возле стойки, быстрым шагом подошел к Артуру.

— Гляди, что это? — показал Гордеев палец.

— Палец.

— А на пальце что?

— Не знаю… Ноготь, наверное.

— Пыль, дурень. Протри сейчас же все столы.

— Хорошо, хозяин.

Наташу Артур увидел неожиданно. Она, в коротенькой юбчонке, на высоких каблуках, в кофточке, подчеркивающей грудь, вышла из такси, расплатилась, направилась через веранду в кафе.

Артур поначалу оторопел, затем сорвался с места, махнул Виталику:

— Останови барышню!

Охранник не сразу сообразил, кто имелся в виду, шагнул навстречу незваной гостье, перегородил дорогу.

— Извините, уважаемая… Вы к кому здесь?

— Тебе какое дело? — попыталась отстранить Наташа охранника.

— Хозяин интересуется, — показал тот на Артура. — Теперь у нас строгий порядок.

Наташа увидела Гордеева, вскинула удивленно бровки, направилась к нему:

— Привет… Оказывается, теперь ты здесь хозяин?

— Зачем явилась? — Он смотрел на нее недружелюбно, настороженно.

— Тебя увидеть. Не появляешься, не звонишь.

— Ну, увидела и вали отсюда.

— Грубо, Артурчик. Я ведь могу и скандал устроить.

— Мне, что ли?

— И тебе, и твоей тетке. Скажу такое, мало не покажется.

— Ну и что ты скажешь?

— Скажу, что беременна.

— Чего-о?.. От меня, что ли?

— Нет, от ветра. Надуло!

— А я что, спал с тобой, что ли?

— Нет, сопел и дышал. Попробуй доказать, что не от тебя.

— Докажу. Сейчас это два пальца об асфальт, — хмыкнул Гордеев. — Еще и за анализы бабло кинешь. Вали, сказал.

— По морде дам.

— А в ответ знаешь чего? Ага, то самое. Сейчас охраннику свистну, до трассы скакать будешь.

Они увидели, что из кафе вышла Антонина, с интересом наблюдала за происходящим.

— Во, — сказала Наташа, — твоя ворона из гнезда вылезла. — И сорвалась с места.

— Стой! — попытался остановить ее Артур.

— Пошел ты! — Наташа вырвалась, оттолкнула охранника, добежала до Антонины. — Ну вот я перед тобой. Приехала. И что скажешь?

Антонина усмехнулась, пожала плечами:

— Приехала, молодец. Могу угостить чаем или компотом.

— А я не нуждаюсь в твоем угощении! — Наташа перешла на крик. — И вообще, в упор тебя не вижу. Я за ним приехала! За этим уродом. Заберу, и будешь опять одна здесь куковать. Что будешь делать!