Здорово, просто здорово. Но после вчерашней идиотской сцены я не стану названивать мужу и упрекать за то, что он отказался поужинать со мной. Нет, решила я, лучше воспользуюсь обстоятельствами. Я собиралась немного вздремнуть перед походом в ресторан, но передумала: постараюсь днем не спать, схожу в больницу до семи часов, чтобы лечь в десять. К этому времени я уже устану настолько, что смогу проспать без просыпу всю ночь, и как следует отдохну. К следующему утру я войду в обычную колею и буду готова забрать сына домой.

Вечером, добравшись до Мэттингли после двадцати часов бодрствования, я от усталости уже начинала впадать в состояние, близкое к оцепенению. Вечернее кормление отняло больше времени, чем обычно, из-за того, что в отделение неожиданно явился мистер Хьюз. Он знакомил с больницей группу своих студентов. Увидев, как я кормлю Джека, он со всей кавалькадой двинулся к нам. Я держала сына у груди и, пока они шли, быстренько сменила болезненную гримасу на выражение спокойного довольства.

— Ну что, привыкаем друг к другу? — спросил Хьюз.

— Все в порядке. — Я расплылась в милой улыбке.

— И судя по тому, как ваш мальчуган поглощен своим делом, все идет хорошо?

— Все просто прекрасно.

— Превосходно, превосходно. Не возражаете, если я возьму у вас малыша и быстренько осмотрю?

Джек был недоволен, когда его оторвали от источника пищи. Он брыкался, а я тем временем быстренько запахнула блузку — тем более что, как мне показалось, один из студентов слишком пристально изучал мой раздутый сосок. Впрочем, судя по неодобрительному выражению лица, интерес его скорее был медицинским, нежели сексуальным. Тем временем остальные студенты сгрудились вокруг колыбели. Хьюз начал на малопонятном мне медицинском наречии рассказывать про осложненные роды и о процедурах, которые делали Джеку. Потом он рассказал, что у меня во время беременности было повышенное давление… настолько высокое, что он даже задумывался, не вызвать ли преждевременные роды, потому что такое высокое давление опасно для здоровья матери.

— А вы мне об этом ничего не говорили, — вставила я.

Все вдруг посмотрели на меня. Хьюз нахмурился. Он не любил, когда его перебивали, особенно если это какая-то надоедливая американка.

— Вас что-то беспокоит, миссис Гудчайлд?

— Вы никогда не упоминали о преждевременных родах.

— Потому что у вас все же не оказалось эклампсии… и потому что давление удалось стабилизировать. Но, говоря по совести, когда вы поступили к нам впервые с артериальной гипертензией, состояние ваше было таким, что мы не исключали экстренного кесарева сечения.

— Что ж, спасибо за информацию, пусть и слегка запоздалую. Я хочу сказать, если существовала опасность для меня и ребенка, может, следовало бы вовремя сообщить мне о возможности этого раннего кесарева?

— Как это ни странно, для ребенка всегда лучше, чтобы его вынашивали полный срок. И как это ни удивительно, миссис Гудчайлд, здесь у нас, по эту сторону «большой лужи»[26], не так уж плохо развито современное акушерство. Так что мы, представьте, приняли именно те меры, которые наилучшим образом помогли вам и вашему ребенку. И вот лишнее тому подтверждение: всего через две недели после сложных и опасных родов дитя, как ведите, чувствует себя отлично. Доброго вам вечера, миссис Гудчайлд.

И он повел студентов к следующей кроватке.

Блестяще. Молодец. Браво, черт тебя дери. Блестящие дипломатические способности — удивляюсь, как это тебя еще не пригласили на работу в госдепартамент.

— Я положила руки на бортики колыбели, опустила голову, пытаясь сообразить, смотрит ли на меня кто-нибудь и не следует ли извиниться, чтобы как-то исправить положение. Но когда я подняла голову, намереваясь что-нибудь сказать, оказалось, что Хьюз и компания уже заняты другой пациенткой. Что поделаешь, меня поставили на место, щелкнули по носу, я оказалась в неловком положении.

Еще крепче вцепившись в края кроватки, я поняла, что вся дрожу. Оптимистический настрой как ветром сдуло, я в мгновение ока слетела с высот, в которых витала, и оказалась на краю глубокой, зияющей пропасти.

— Ребенка надо докормить, — раздался голос справа от меня. Это была дежурная сестра — коренастая строгая тетка, она была рядом, пока Хьюз меня отчитывал, все слышала и, судя по неодобрительному взгляду, полностью была на его стороне. Тем более что Джек заходился в крике, а я стояла над ним с отсутствующим видом.

— Простите… сейчас… сейчас… — Я взяла Джека, снова устроилась на жестком стуле и опять приложила его к левой груди. Спасибо, хоть молоко потекло сразу.

— Я тут вчера говорила с доктором Рейнольдсом — он считает, что вашего сына пора выписывать. Вы можете забрать его завтра утром, если, конечно, вам это удобно.

Я старалась не смотреть ей в глаза:

— Да-да, конечно, очень удобно.

— Вот и хорошо.

Через десять минут, уложив Джека, я ехала в такси и плакала как идиотка. Водитель — молодой парень, поджарый и крепкий, — все посматривал на меня в зеркальце заднего вида, чувствуя себя неуютно от того, что пассажирка заливается слезами у него в салоне. Он явно не знал, как поступить: спросить меня, в чем дело, или не вмешиваться? А если бы и спросил, я не принадлежу к числу тех откровенных болтушек, которые начинают жаловаться первому встречному. К тому же мне и жаловаться было не на кого, сама во всем виновата, и слишком болезненно отреагировала на то, как меня унизил Хьюз.

Когда мы добрались до Патни, я сумела кое-как успокоиться и привести себя в относительный порядок. Но, расплачиваясь, заметила, что таксист старательно отворачивается.

Я вошла в пустой дом, поднялась в спальню. Разделась, натянула майку, забралась в постель и с толовой завернулась в одеяло, чтобы ничего не слышать.

Проснувшись наутро в восемь часов, я слегка пошатывалась от того, что так долго и спокойно спала, ни разу не проснувшись. Мне даже потребовалось какое-то время, чтобы осознать: я действительно как следует выспалась.

Тони обещал, что, когда придет время забирать Джека, отвезет нас на машине. Однако, спустившись в кухню, я обнаружила только несколько мятых банкнот да записку на клейком листке:

Срочные дела в газете. Оставляю 40 фунтов на такси в оба конца. Постараюсь вечером быть дома как можно раньше.

Т.

Чмок-чмок.

Я схватила телефон, набрала прямой номер Тони. Услышав автоответчик, перезвонила на мобильник.

— Я сейчас не могу говорить, — ответил Тони.

— Мне неважно, что за срочные дела у тебя там. Я жду тебя в больнице, понял?

— Я не могу говорить.

И он положил трубку.