– Может, Вету и мог, он ее не любил, а Машу? Он же в ней души не чаял! За что же он ее-то?! – совершила страшную ошибку Аллочка.

– Машу?! – вдруг прохрипела Жанна. – Где моя дочь? Ее тоже убили?! Маша! Машенька!..

– Ну, твою-то мать! – заорал Фома. – Аллочка, кто тебя за язык?.. Варька! Зови Юлю!

Через секунду женщин вытолкали из палаты, а возле Жанны скучились врачи, и по всему коридору забегали медсестры.

– Ну, забыла я! – чуть ли не ревела Аллочка. – Забыла, что она не знает о смерти дочери!

– Ты хоть сейчас-то помолчи! – накинулись на нее Гутя с Варькой и выволокли Аллу из клиники.

Дома, как Аллочка ни забивалась в самый угол дивана, как ни жаловалась коту Матвею на женскую жестокость, нападки родни не прекращались.

– Ну как ты могла?! – яростно шипела Гутя. – Ведь Жанна сама сказала: Назаров утащил девочку, и только потом начался этот кошмар! Машу она в последний раз видела живой!

– Это просто бесчеловечно – так надрывать психику! – сменяла мать Варька. – Жанна может навсегда лишиться рассудка! А психические заболевания неизлечимы!

– Она нам честно все выложила, а ты! – отталкивала дочь Гутя. – А ведь сейчас милиция приедет! Что она им сможет рассказать?

– Дайте мне пистолет! – в исступлении кричала Аллочка. – Я смою позор кровью! Я пойду и застрелю этого Назарова!

– А я надеялась, что в тебе проснется совесть... – щурилась Гутя.

– Не дождетесь!

Родственницы унялись только тогда, когда поздно ночью приехал почерневший Фома.

– Умерла? – испуганно выдохнули женщины.

– Кто? Аллочка?! – вытаращился изможденный врач.

– Да что с ней сделается, – отмахнулась Гутя. – Вон, сидит в своей комнате, сама себя наказывает – пресс качает. Я говорю – Жанна умерла?

– Жива. Ей успокоительные колют, – ответил Фома. – Помоюсь сейчас, поем, а потом...

Жена и теща терпеливо ожидали его у двери в ванную.

– Да ладно, что уж теперь, – с полотенцем на плече вышел Фома. – Все равно надо было как-то ей сообщить... И еще хорошо, что сказали в клинике, сразу помочь смогли. А если бы она дома узнала?

– Вот! – как чертик из табакерки, выскочила из своей комнаты Аллочка. – А вы!!

– Спрячься, горе мое, – сверкнула на нее глазами Гутя. – Завтра же выдам тебя за Сигизмунда!

– Не затыкай мне рот! – отреагировала осмелевшая Аллочка. – У меня серьезное напоминание! Фома, теперь Назарова надо охранять.

Фома качнул головой и откинулся на спинку дивана.

– Я сразу Левке позвонил, когда только Жанну осмотрели. Он к этому стрелку охрану приставил.

– Фома, а милицию вызвали? – спросила теща, но ей уже никто не ответил.

Фома рухнул в постель, не поужинав, не скинув джинсы, и даже во сне у него были жестко сведены брови. Осторожно, бережно дамы принялись раздевать своего единственного мужчину. Вернее, Варька стягивала джинсы, Аллочка заботливо заталкивала ему под голову свою любимую подушку, а Гутя прикрывала зятя одеялом и устанавливала торшер, который ради такого случая приволокла из своей комнаты.

– Матюша, пойдем, рыбки тебе дам, – прошептала Варька, и даже кот, казалось, на мягких цыпочках, вышел из комнаты.

Женщины погасили свет.

Утром Варька осторожно потеребила мужа за ногу.

– Фо-о-о-м, Фомочка, тебе сегодня на работу надо или тебя отпустили? – шепотом спрашивала она. – Фома-а-а!

– Ну, что ты прицепилась к мужику?! – накинулась на нее мать. – Возьми телефон, позвони их главному и узнай – выходить ли Фоме на службу, или ему можно дома немножко отлежаться. Ведь почти трое суток на ногах!

Аллочка, желая загладить свою вчерашнюю вину, уже набирала номер клиники. Очень быстро ее соединили с главным, и тот любезно рассказал, что больная Назарова чувствует себя лучше, состояние ее стабильно, а Фома вполне может сегодня отлежаться, потому что ему, главврачу, вовсе не нужны хирурги с трясущимися руками... ради бога, простите, не то слово вырвалось, потому что он, главврач, весьма дорожит хорошими работниками и их здоровьем.

– Так что, Варька, отойди от мужика, пусть спит, я договорилась, – важно сообщила Аллочка и обернулась к сестре. – А ты давай к плите, надо же его потом покормить как следует.

Пока Гутя крутилась возле плиты, гремела сковородками и чадила маслом, Варька и Аллочка сидели за столом и вовсю «развивали мысли».

– Мне кажется, Назаров точно узнал об измене Жанны, – задумчиво предполагала Варька. – Вот я прямо чую своим психологическим чутьем!

– Откуда? – спрашивала ее Аллочка.

– Наверное, Ветка сказала... а он ее за это и убил. А что? – вдруг округлила глаза Варька. – Запросто такое может быть! Он ее просто шибанул, она упала, ударилась – и умерла.

– А разгневанный Назаров вместо того, чтобы разорвать жену на флаги, тихонько удалился? По-английски, да? – сомневалась тетушка.

– А ты думаешь, ему очень хотелось за решетку? Конечно, он увидел, что натворил, и сбежал, – настаивала Варька.

– Что-то не больно верится, – кривила губы Аллочка, принюхиваясь к запахам из кастрюль. – Почему-то он, например, когда в Жанну стрелял, не боялся решетки! Оставил ее помирать, и все!

Гутя обернулась:

– А мне кажется, он вовсе и не собирался оставлять ее помирать. Он просто хотел, чтобы она помучилась, а потом подписала бы отказ от Машеньки и от хлама всякого. Он, наверное, решил не только Веру в Заполярье отправить, но и Жанну. А всем бы говорил, что она сама убежала. А когда убили Машу, он загремел в больницу и не успел Жанну выпустить. А больше ее никто не видел, поэтому и думали, что она пропала уже давно.

Аллочка подумала и выдала:

– У меня родилась самая простая и правдивая версия. У Назарова имеется любовница! Она видит, что отношения Назарова и Жанны заходят в тупик, выслеживает Жанну и сообщает об этом Назарову. Он... заметьте, он уже все знает, поэтому аккуратно приходит домой... до этого он в своих банях говорит, что уединяется с женщиной, и ему верят. Короче, он приходит домой, видит жену в объятиях своего товарища... тут ему попадается на пути Ветка. Девочка опять злит отца... допустим, она снова просит положить мать в клинику. Ну, и всю свою ярость Назаров обрушивает на девочку!.. Нет, лучше не так. Он, значит, не видит дочери, зато его любовница...

– Бред, – бестактно прервала ее Гутя. – Начнем с того, что у Назарова нет любовницы. Тебе же сказали – он был слаб как мужчина!

– Ну и что? – отстаивала свою версию Аллочка. – А может, любовнице на фиг никакой мужчина и не нужен, зато ей требуются деньги! А он обрадовался, что ей мужчина не нужен, и полюбил ее... плотоядно! Зато все с Машенькой складывается – любовница просто избавилась от лишней обузы.