Ройс опустился на узкую кровать, потер глаза тыльной стороной ладони. Черт, у Гордона было такое лицо… Казалось, он потерял надежду и возненавидел себя самого. И это в день своей свадьбы. Ройс подумал о том, что Селеста украла у него. Она украла его самого, его детство, невинность и веру в то, что где-то в этом мире рабства и коррупции сохранился крошечный светлый островок порядочности и чести. А может, даже любви.

Все это время он старался оградить Гордона от этих потерь, но, видимо, не смог. Как давно он знал о своем происхождении и почему молчал? А теперь из-за молчания Гордона Аннабель стала женой Ройса.

Черт возьми, сегодня вечером она умоляла его о любви, и он хотел дать ей то, о чем она его просила. Ему стоило подхватить ее на руки, отнести в ее комнату и взять то, что она предлагала.

Тогда он разрушил бы все, что было в ней хорошего.

Он должен вернуться на войну, оказаться как можно дальше от нее. Завтра же он снова займется верховой ездой, чтобы укрепить раненую ногу и вернуться в строй. Макдувел так или иначе собирался отправиться Вашингтон. У Ройса есть долг, который он обязан исполнить, повести свое подразделение в бой.

Ройс нащупал у себя над головой деревянную спинку кровати и, ухватившись за нее, подтянулся, проверяя силу мышц. Если бы только больная нога не горела огнем… Ройс посмотрел на деревянные брусья на потолке. Пламя свечи заколебалось, и сучки на сосновых досках стали превращаться в…

Глаза Аннабель, такие темные, почти черные, как бездонные бушующие озера. Он представил себе ее волосы, каштановые с проблесками позолоты, разметавшиеся по его подушке, как расплавленный солнечный свет. Представил, как зарывается в эти волосы, ощущая аромат лаванды и терпкий запах женского тела.

«Научи меня, Ройс»… Господи, он мог бы научить ее делать многое…

Ройс вскочил с кровати, и ногу пронзила острая боль. Но эта боль не заглушила вспыхнувшего желания. Хромая, он пересек комнату, распахнул дверь и, встав в дверном проеме, стал хватать ртом знойный воздух.

Небо очистилось от облаков, взошла полная луна, залив лужайку мягким серебристым светом. Взгляд Ройса скользнул по второму этажу большого дома, где располагалась комната его жены.

Она стояла в галерее, в одной ночной сорочке. Аннабель повернула голову и посмотрела в его сторону. Видела ли она его, стоявшего в затененном дверном проеме? Впрочем, это не имело никакого значения. Что-то влекло их друг к другу. Даже не видя его, она знала, что он смотрит на нее.

Ройс попятился к кровати. Его взгляд упал на графин с бурбоном, стоявший на столе. От боли в раненой ноге и в паху было лишь одно средство – напиться до беспамятства и заснуть. Но Ройс был не настолько слаб. Он сел на край кровати и обхватил колени руками. Он смотрел на свои руки, пока дрожь не утихла, а потом положил их на бедра.

Любовь. Сияющие проблески благопристойности. Восход солнца, который не в силах разрушить надежду. Все это не более чем иллюзия. Словно подтверждая его мысль, свеча зашипела от ветра и потухла, и комната погрузилась во мрак. Ройс содрогнулся, запрокинул голову, и его веки сомкнулись. – Аннабель, – прошептал он в тишине.

– Вам не стоит находиться в кузнице, миз Аннабель.

Чувство облегчения на мгновение уступило место раздражению. «Следуй правилам, Энни, – предостерегла она себя, – если не ради себя, то ради Кларенса». Девушка молча вернулась к двери и остановилась там, чтобы все могли ее видеть.

– Пэтси сказала, что она… Я хочу сказать, что ты… – Аннабель набрала в грудь воздуха, когда Кларенс изумленно посмотрел на нее. – Она сказала, что надеется найти что-то в капусте через несколько месяцев. – Аннабель улыбнулась. – Я так рада за вас обоих!

Кларенс кивнул и, повернувшись к девушке спиной, направился к верстаку. Аннабель не знала, о чем может думать мужчина, тем более чернокожий. Однако поняла, почему померкла его улыбка.

От Пэтси она знала о кувшинах, зарытых рядом с его хижиной. Они были наполнены монетами, которые он получил, работая кузнецом за пределами «Излучины». Пейтон позволил ему забрать заработанные деньги себе, и Пэтси рассказала своей госпоже о мечте Кларенса купить свободу для себя и своей семьи.

– Последний гость уехал сегодня утром, – сказала Аннабель, переходя к основной причине своего визита. – Мы можем возобновить занятия вечером, если ты сообщишь остальным.

– Сделаю. – Кларенс взял в руки пресс для пробивания отверстий. – Они устали, так что народу будет не много.

– Устали или напуганы, Кларенс?

– У белых патрульных полно работы с тех пор, как началась война. Она ничуть не изменила их наклонностей.

Рабы напуганы. Интересно, подозревают ли они, что она тоже напугана? Но она по-прежнему полна решимости учить грамоте тех, кто желает, по крайней мере основам чтения и счета. Они играли в опасную игру, и Аннабель была не настолько наивной, чтобы не осознавать последствий, если ее с учениками застанут врасплох.

– Я сделаю все, чтобы защитить их, большего обещать не могу.

– Я знаю, миз Аннабель. О большем и не прошу. – Кларенс взял горсть заклепочных гвоздей и приступил к работе.

Еще несколько минут Аннабель наблюдала за рабом. Рукав его рубашки был пропитан потом, и Аннабель видела, как перекатываются под тканью мускулы. Гордон прав: у Кларенса и Ройса много общего. Оба высокомерны и горды, у обоих нежные сердца. И оба скрывают это. Аннабель возблагодарила Бога за то, что не родилась мужчиной. Когда она уходила, Кларенс сказал:

– Держитесь сегодня подальше от реки, миз Аннабель. Надвигается гроза.

Аннабель посмотрела на голубое небо, чистое и безоблачное до самого горизонта. Где-то глубоко внутри зародился смех и поднялся вверх, как волна прилива. Она смеялась, потому что гости, собравшиеся на свадьбу, наконец разъехались, потому что лето окутало землю волшебством. Потому что целых три дня умирала от стыда, вспоминая, что предлагала себя Ройсу, а потом умирала оттого, что он отверг ее. И если бы не нашлось причины для смеха, Аннабель скорее всего умерла бы от слез.

* * *

Аннабель шла по тропинке, петлявшей среди сахарных кленов и цветущего утреннего великолепия, к своему излюбленному месту на реке. Вода здесь бурлила вокруг больших валунов, образовывая заводи, в которых водились черные окуни. Недалеко от берега возвышался островок, населенный речными выдрами и ржанками, а также различными ползучими тварями. Мейджор не соизволил подождать свою хозяйку – сбежал по отвесному берегу и плюхнулся в воду. Водяные мухи поднялись с поверхности и стали виться вокруг пса, словно радужное облако.

Она села на трухлявое бревно, сняла туфли и чулки. Подобрала с земли ветку гикори и рыболовные снасти, сунула под мышку книгу и начала спускаться к берегу. В Пидмонте стоял летний день, воздух был жидким и душным, жесткий песок под ногами раскалился. Аннабель вошла в реку, погрузив пальцы ног в прохладный скользкий ил, устилающий дно. Она запихнула книгу подальше под мышку и побежала к маленькому островку, смеясь и разбрасывая брызги.