— Хватит, — велела она себе, быстро разделась, влезла в постель и вскоре пробормотала, как случалось довольно часто: — Любовь моя в руках моих…

Заснула. Спала неспокойно, просыпалась от призрачных поцелуев, рожденных музыкой Жюли, но музыкой не «трубадурского» периода, схожей с блюзами и фаду, а поздней, прохладной и прозрачной, прелюдией к чему-то иному. Может быть, рай, о котором мы мечтаем, когда влюблены, это тот рай, из которого мы изгнаны, в котором все объятия невинны.

Снова проснулась рано, до света. Оделась, радуясь, что предстоит сбор труппы, работа, что есть чем заняться. И с Биллом не надо общаться, только с Генри.

Стивен уже сидел перед закрытым кафе. Он рассеянно взглянул на Сару, занятый своими заботами, погруженный в свои проблемы, затем всмотрелся.

— Вы плакали?

— Да.

— Что ж… Сожалею. Сочувствую. Прошу прощения.

Следует вырвать его из этого заблуждения.

— Стивен, вы ошибаетесь. Все не так.

Он, конечно, хотел бы ей верить, но кислое выражение с его физиономии не исчезло.

— Стивен, это нелепая, смехотворная ситуация. Клянусь вам…

Он отвернулся, покраснев. И ее лицо тоже пылало. Оба чувствовали себя не в своей тарелке.

На выручку пришла общественная деятельность. Актеры еще не проснулись, а аппарат управления уже приступил к исполнению обязанностей, несмотря на ночные развлечения на побережье. Сошла вниз свежая Мэри Форд, вся в белом. За нею появился Генри, сразу усевшийся рядом с Сарой. Судя по виду, он приковылял с поля боя. Вышел Бенджамин в безукоризненном белом полотне, сел напротив Сары, изучая ее из-под серьезно насупленных бровей. Звучный зевок возвестил о появлении Роя Стрезера, вместе с ним, но без зевка, в двери возник и Сэнди Грирс. Хозяин «Колин Руж» открывал заведение, ноздри защекотал запах кофе.

В дальнем конце площади появился пацан в полосатом сине-белом переднике. Изящно подбоченившись одной рукой, в другой он высоко поднял, ловко балансируя, сооружение из нескольких установленных друг на друга подносов со свежей выпечкой, пирожными и круассанами. От подносов исходили волны соблазнительного запаха, на физиономии пацана играла исполненная собственного достоинства ухмылка. Он понимал, что сидящие возле кафе ждут не дождутся момента, когда его ноша распределится по прилавкам кафе.

— Un moment, — заверил хозяин, хотя никто не проронил ни слова. — Un petit moment, mesdames, messieurs![14]

Не размениваясь на улыбки, он исчез внутри. Благодаря Сартру они знали, что он играет роль Monsieur le Patron'а[15], так же как пацан-разносчик — свою роль. Сара с отчаянием глянула на Стивена. Тот разглядывал ее. Кошмар! Как выживет их дружба в этой трясине недоразумений…

Им пришло в голову, что все, необходимые для решения судьбы «Жюли Вэрон», налицо. Кроме Жана-Пьера.

Главная проблема для проката пьесы в Англии — кто окажется в наличии? Элизабет в качестве подходящего периода назвала последнюю неделю августа и первую сентября. К этому времени в Квинзгифте введут в строй новый корпус. Она обратила внимание на то, что такого успеха, как во Франции, «Жюли Вэрон» дома, конечно, не добьется, но люди все еще не забыли музыку Жюли, и это добрый знак. Стивен оправдывал Элизабет, не желая, чтобы ее считали паникершей.

— Она поневоле должна быть осторожной, она полагает, что меня заносит. — Он улыбнулся, глядя на Сару. Настроение у нее улучшилось.

— Генри, вы ключевая фигура. Если вы не можете, придется отменить. Чтобы играть в Квинзгифте, нужны три недели репетиций с начала августа.

— В июле у меня «Саломея» в Питсбурге. Это значит, с десяти утра через три дня. Так что к августу успею. — Он вскочил, прогулялся меж столиками, снайперским броском бухнул пустой пачкой о дно пустой мусорной урны, вернулся.

— Перпетуум-мобиле, — высказался Рой. — Как у него это получается? Как это у вас выходит, Генри? В три часа ночи он пел и выплясывал в Марселе в лужах под дождем. Все, Генри, записываем вас на август.

— С исполнителями неувязка, — нахмурилась Мэри. — Билл отбудет в Нью-Йорк на «Кармен». И Молли весь август в Портленде. «Покахонтас». В заглавной роли.

Мэри избегала глядеть на увядшего Стивена. Тот посмотрел на Сару, приободрился, улыбнулся с долей здоровой иронии.

— Новую Жюли и нового Поля, — потребовал Рой и отчаянно зевнул.

Этот смачный зевок вызвал безудержный смех Мэри Форд. Пытаясь сдержаться, она поднесла ко рту руку, Рой сжал ее ладонь в своей и слегка потряс, грозя пальцем другой руки.

— Прошу прощения, — успокоилась наконец Мэри. — Я всех опросила. Кроме этих двоих, все свободны.

— Все, кроме исполнителей главных ролей. Ну и ладно. Среди просмотренных много подходящих. — Генри закрыл глаза.

Глаза Бенджамина закрылись еще раньше. Мэри клюнула носом. Рой спел очередной зевок. Подошел официант, Сара шепотом, как будто в комнате, полной спящих детей, заказала на всю компанию кофе и круассаны.

С деловым видом появился Жан-Пьер. Ему было не по себе от того, что остальные собрались до его подхода.

— Все нормально, — лениво успокоил его Генри.

— Я тоже поздно лег, — покосился на него Жан-Пьер.

— Ничего, ничего, — по-матерински ласково улыбнулась ему Мэри. — Мы уже все уладили.

— Но ведь на девять назначено! — не успокаивался Жан — Пьер.

Прибыл кофе, разбудил утренний букет: солнце, кофе, нагретая пыль, круассаны, бензин, ваниль.

— Да тут и решать-то нечего, — лениво протянул Рой.

— Можно поинтересоваться, что вы решили?

Мэри оценила его обиженную интонацию, глянула на Сару, на Роя и заметила:

— Восхитительный кофе. — Потом улыбнулась Жану — Пьеру, и он как будто смягчился, хотя и не без внутреннего сопротивления. Мэри обрисовала ему ситуацию и развела руками: — Вот и все.

Жан-Пьер на это варварское островное пренебрежение приличествующей формой реагировал по-французски.

— Итак, все решено. Но без меня. Без Бель-Ривьера.

Кризис.

— Мы ничего не решали за Бель-Ривьер. И не собирались. Но Генри убывает за океан, двое исполнителей главных ролей тоже, значит, продлить здесь гастроли не удастся.

Жан-Пьер разразился воодушевленной речью по-французски. Судя по лицам Стивена и Сары, в этом языке разбиравшихся значительно лучше остальных, выступление чиновника мэрии заслуживало овации.

— Жан-Пьер, дорогой… — вместо восхищения в голосе Стивена слышался упрек. — Я чего доброго начну подозревать, что вы большой любитель долгих заседаний.