закрыто ничего, кроме массивных сейфов. Приходи да бери, что хочешь по столам, хоть деньги, хоть бумаги. Потом прибыл секретарь министра. Неизвестно, что наговорил ему министр, но белокурый коллежский асессор, несмотря на класс и на перспективу — он был с высшим образованием и потенциально мог рассчитывать на высшие чины, — вел себя относительно скромно. Не тыкал и не ругался. Показал Андрею Георгиевичу его временное рабочее место, поделился с одной чернильницей и небольшой стопкой бумаги.

А затем пришел министр и Макурину пришлось без роздыха писать и как бы даже не вчерашний доклад с пометами императора и министра. При чем если министр отмечал просто — там заменить слово, там убрать предложение и даже абзац, то августейший ревизор еще и требовал частичной замены предлагаемых реформ, убыстрить или замедлить темпы и так далее.

Логично предположив, что это работа не мелкого чиновника, попаданец с легким сердцем показал министру замечания Николая I. Ведь секретарь, абориген этой эпохи, с ним полностью согласился. Или, по крайней мере, резкого противодействия он не произвел. Пару раз угукнул и вернул обратно нужные бумаги.

Мда-с, оказалось, что в XIX веке логика была совсем другой, а секретарь тут был не указ. Подшивалов только ткнул взглядом в бумаги, выслушал объяснения Макурина и потребовал писать и сочинять самому. А его высокопревосходительство будет только проверять. Вот те НА-НА. Это ж что, он и будет делать теоретическую часть будущих крестьянских реформ 1830-1840-е годы? Фига-се! Он же кабинетный регистратор, тьфу! Нет, он уже губернский секретарь, опять мимо! Он уже коллежский асессор, вот! А между прочим, это где-то в середине почти бесконечной лестнице чиновничьей карьеры. VIII класс! Правда, тоже немного, армейский капитанишка! Или, при Николае майор. М-да, а он ведь, как Наполеон! Хотя тот вроде бы из поручиков в генералы пролез, а он в меньших чинах барахтается. Зато никого не убивает! Хо-хо! А вот думать, пожалуй, придется. И дотошно, серьезно напрягая серое вещество, изменять содержание доклада по замечаниям Николая I. Это серьезно, тут не пошуткуешь.

Так, что тут ему не нравится? Темпы высокие пишет? А у нас как с министром — несколько лет? Император Николай прославился невысокими, прямо-таки медленными темпами преобразований. Ну, это еще ничего. Как показывает практика его сына Александра II, не всегда высокое развитие сугубо замечательно. Еще и неблагодарная родина может дать большой ответкой в виде смертоносных гранат... Хотя, Александр, в принципе, уже в огроменном форс-мажоре был. Ответим Николаю более низкой скоростью? Пишем, крестьянская реформа может постепенно развиваться… сколько он там правил, до 1856 года? Если сейчас начало 1830-х годов, значит, поставим хронологию в двадцать лет. Времени до хренищи, mon cher, там подкорректируем. Потомки простят. А если нет, то наплевать. Главное, его подтолкнуть. Плохо не медлительность, а вообще отсутствие реформ императора. Ни простых отдельных, ни целого комплекса.

А вот там серьезнее. Николай I сомневается в пути развития и ходе отдельных итогов. Можно, конечно, поспарринговаться, посоревноваться с силлогизмами. Зачем? На хрена козе баян? Пишем, для начала можно провести небольшую реформу в ограниченных масштабах, скажем, в некоторых поместьях удельных крестьян. Вот и на своих крестьянах попрактикуется.

Написав это, Андрей Георгиевич задумался. Ведь хотел же потихонечку пожить в XIX веке небольшим человеком, даже чиновником. Воздух — свежий, питание — натуральное, история — известная, гарантирует в ближайшие десятилетия, вплоть до начала ХХ века спокойствие. Чего еще тебе надо, кроме некоторой толики денюжек? Так нет, аборигены… э-э-э, скажем так, нехорошие, тянут его в политику. Вот ведь, агхм!

И уже в спокойствии, ничуть не сомневаясь, своим каллиграфическим почерком начертал на свободном месте в середине доклада:

— Ваше императорское величество! Теоретизировать о сиих мудреных постулатах можно еще долго. Так же, как рассуждать о количестве ангелов на острии иглы. Но все-таки мне, пусть и молодому, но имеющему малую толику опыта крестьянского наставничества, кажется, хватит писать, а надо делать в каком-нибудь губернаторстве хоть бы отдельные элементы.

Ваш покорный слуга коллежский асессор Макурин.

И честно положил в министру Подшивалову, предварительно спросив разрешения у секретаря. Сам министр опять где-то отсутствовал. То ли в министерстве в одном из департаментов, то ли где-то еще. Для светского бала еще, вроде бы рановато.

Едва успел. Напророчил-таки! В приемной оказался сам министр. Точно откуда-то пришел из Санкт-Петербурга, судя по шубе и теплой зимней фуражке. Когда успел так солидно одеться? И какой-то немного озабоченный, если так можно говорить о взрослом солидном мужчине в военном звании генерал-лейтенанта гвардии. Но попробуй по-другому скажи? очень уж нервным и возбужденным он был. Оглянулся вокруг в приемной, словно искал чего важного, нужного, но совсем невидимого. Остановил взгляд на Макурине. Андрей Георгиевич, поняв, подсказал:

— Если читаемый сегодня мною доклад его императорскому величеству, ваше превосходительство, то он в вашем столе в кабинете. Исправленный и вычитанный.

— Угум-с, — невнятно сказал министр, бросил одежду на руки секретарю и стремительно вошел в свой кабинет. Видимо, к означенному докладу, а, может, и нет? Тогда зачем так быстро?

Во всяком случае, там он был недолго, уже через буквально через несколько минут также скоро вышел, бросил папку с бумагами, видимо, с докладом, со словами:

— Собирайся, Андрей Георгиевич, некогда нам. Сегодняшнего дня передали — государь нас ждет к обеду. Как бы не опоздать ненароком.

«Ого, вот это я проскочить сумел, уже к императорскому столу! — даже удивился попаданец, — Вот это да! Теперь, ваше высокоблагородие, все условия даны, все только лично в тебе. Если промахнешься, дураком будешь круглым".

Макурин почтительно встал и вытянулся, давая понять, что понял. Министр кивнул, зайдя на ненадолго в кабинет. А он приготовил несессер, вкладывая туда различные чиновничьи мелочи, пока министр не ушел. Одновременно философски размышлял.

А что есть в тебе, Андрей Георгиевич, на данном момент в физическом и моральном отношении?

В физическом отношении у тебя есть смазливая мордочка и стройная, гибкая фигура, остающаяся такой несмотря на нехорошие попытки отъестся на натуральной и, надо сказать, очень вкусной пище XIX века.

В моральном плане, благодаря Господу нашему, ты имеешь в молодой оболочке опытную душу с рядом квалифицированных навыков XXI века, которые очень даже помогают и в этом времени. Например, умение кланяться. Или умение красиво и внятно писать. Зачем, спрашивается, все это надо в XXI веке? Так там и не надо оказалось. Зато очень помогло в прошлом.

А теперь пришло черед еще одно умение. Кстати, на ура встречаемое