— Сомнительно. Сэтон-Кэрью, увидев вас, сразу сообразил, что вы не та, кто ему нужен.

— Да.

— Вы догадывались, какой работы он ждал от молодой леди вроде вас?

— Тогда — нет. Лишь позднее, поразмыслив и вспомнив вопросы, которые он мне задавал, я поняла, что мне полагалось стать кем-то вроде осведомительницы.

Хемингуэй кивнул.

— У вас имелись основания считать его и миссис Хаддингтон сообщниками?

— Не знаю. Все, что могу сказать, — они были очень близки.

Он захлопнул блокнот и убрал его в карман.

— Что ж, больше я вас сегодня не задерживаю, мисс Бертли. Передаю вас вашему юридическому консультанту. Не скрою, пока он будет кормить вас ужином, я поручу своему сотруднику проверить ваши слова. Так принято, мистер Харт это подтвердит. Необходимо удостовериться, что счета лежат там, где вы сказали. Не хочется, чтобы возникли пересуды, так что извольте написать записку своей квартирной хозяйке. Пусть она позволит нашему человеку забрать из вашего секретера книги и счета.

Бьюла встала и шагнула к столу.

— Спасибо! Очень благородно с вашей стороны. Но я не уйду отсюда, пока не явится мисс Пикхилл. В любой момент может вернуться Синтия Хаддингтон, должен же здесь кто-то остаться, помимо слуг. Мисс Пикхилл приедет из Путни.

Зазвонил телефон. Бьюла потянулась за трубкой, но, опомнившись, вопросительно взглянула на Хемингуэя.

— Не беспокойтесь, доверьте это моим людям.

Когда Бьюла засовывала сложенный листок в конверт, бесшумно вошедший мужчина в штатском подал старшему инспектору клочок бумаги. Прочитав записку, Хемингуэй сказал:

— Хорошо, Снеттисхэм. Ступайте по данному адресу. — Он отдал сержанту адрес Бьюлы. — Вручите записку квартирной хозяйке. Не надо представляться сотрудником полиции. Она отведет вас в комнату мисс Бертли и позволит забрать стопку счетов и бухгалтерских книг на имя миссис Хаддингтон. Вы найдете их в секретере. Он не заперт, мисс Бертли?

— Нет, ключ внутри. Откроете крышку и увидите счета. Вот только… Вас не затруднит закрутить газ? Я оставила его гореть, а поскольку утром опустила шиллинг, он, наверное, еще не погас.

— Да, погасите огонь! — распорядился Хемингуэй. — Поедете на метро со станции Грин-парк, вернетесь тем же путем. Засеките время. — Он отпустил сержанта и повернулся к Бьюле: — Телефон надо переключить на эту комнату или я могу сразу взять трубку?

— Сразу. После прихода мисс Пикхилл я смогу уйти или мне следует дождаться возвращения вашего сотрудника?

— Нет, я доверяю мистеру Харту, он за вами приглядит, — ответил Хемингуэй, открывая дверь.

Она помедлила.

— Спасибо. Простите мне мою прежнюю грубость.

— Все в порядке. Вы мне очень помогли.

Выпроводив ее и Тимоти, он уселся за стол и снял трубку.

— Это вы, сэр? — раздался голос инспектора Гранта.

— Я. Откуда вы звоните?

— Из вашего кабинета, сэр. Мистер Паултон прямо с Чарлз-стрит отправился на аэродром Нортхолт и улетел в Париж.

За этим сообщением последовало такое долгое молчание, что инспектор Грант не выдержал:

— Вы слушаете, сэр?

— Да, — отозвался Хемингуэй. — Где вы об этом узнали?

— От вас я поехал на Белгрейв-сквер. Там дворецкий мне и сообщил, что Паултон улетает в Париж на деловую встречу, намеченную на завтрашнее утро. Я спросил, когда он ожидает Паултона обратно, и он ответил: завтра вечером. Я что-то сомневаюсь…

— Вы съездили в Нортхолт?

— Разумеется. Но было поздно, самолет уже взлетел. Я видел водителя. О поездке на аэродром ему сообщили еще позавчера.

— Велели встречать самолет завтра?

— Конечно. Но что это доказывает? Он может съездить в Нортхолт и вернуться оттуда пустой. Прикажете запросить экстрадицию?

— Нет, бесполезно. У меня маловато улик, чтобы добиться ее.

— Разве есть еще кто-нибудь с таким же мотивом, чтобы совершить эти преступления?

— Пока не знаю. Поверьте мне, большой бизнес мои улики не потревожат. Утром поезжайте в офис Паултона и проверьте, что там за деловая встреча. У меня тут возникают всякие забавные мысли насчет этого дела… Приходится постоянно напоминать себе, что самые лучшие догадки — те, что пришли в голову первыми. Я побуду здесь до прихода сестры миссис Хаддингтон. А вы поезжайте туда, где обретается Сидни Баттеруик — у вас есть адрес, кажется, это на Парк-лейн? Что он вам поведает? Если не узнаете от него ничего неожиданного, можете не показываться до завтрашнего утра.

— А вы, старший инспектор, куда отправитесь с Чарлз-стрит? — вежливо осведомился инспектор.

— В Скотленд-Ярд, куда же еще!

— Там и увидимся.

— Хорошо, Сэнди. Вы, конечно, тот еще тупица, но, если исключить вашу привычку дышать на меня гэльским, у меня еще не бывало такого хорошего помощника!

— Moran taing![3] — откликнулся инспектор.

Судя по щелчку, он положил трубку. Хемингуэй сделал то же самое, решив при первой возможности выяснить смысл данной таинственной прощальной формулировки, и вышел в холл, где сидел один из его подчиненных. Последовали инструкции об опечатывании дверей в спальню и в будуар миссис Хаддингтон. Подчиненный преодолел только первый лестничный пролет, когда во входную дверь позвонили. Заменяя Фримби, отдыхавшего у себя в полуподвале, Хемингуэй открыл дверь и впустил мисс Вайолет Пикхилл, напялившую, как приходилось предположить, первую шляпу и первое пальто, попавшиеся ей под руку. Пошарив в складках пальто, она нашла пенсне на тонкой цепочке и насадила его себе на нос, чтобы через стекла с сильным увеличением подвергнуть старшего инспектора подозрительному рассмотрению.

— Кто вы такой?

Хемингуэй представился, с неприязнью уловив в собственном голосе извиняющиеся нотки.

— Отвратительно! — заявила мисс Пикхилл и сдернула пенсне с носа. — Я не о вас, — оговорилась она более милостиво. — Надо же до такого дойти! Но я всегда знала, что Лили нарвется на неприятности. Твердила ей, что от ее поведения наш бедный папаша перевернется в гробу. Разве я не оказалась права? Где моя племянница?

— Мисс Хаддингтон еще не возвращалась, — по-лакейски доложил Хемингуэй. — По мнению слуг, она на каком-то приеме, но к ужину должна вернуться. Мисс Бертли — секретарь миссис Хаддингтон…

— Еще бы мне не знать, кто такая мисс Бертли! — перебила его мисс Пикхилл. — Это она мне позвонила, за что я ей признательна. Самое подобающее поведение, что бы ни говорила моя сестрица. Конечно, теперь моя сестрица уже ничего не скажет, потому что я не верю в спиритизм и никогда не поверю!