* * *

Смотреть в горящие глаза людей, охваченных единым боевым порывом, было просто невыносимо. Несколько раз Астахова подмывало плюнуть на ненужную секретность и закричать во всю глотку: «Спасайтесь, бегите отсюда подальше!» Но каждый раз в поле его зрения попадалась энергичная, улыбающаяся Галина, и он подавлял приступы малодушия, твердя, словно заклинание: «Все останется, как есть...» Если с тяжелейшей ношей ответственности за всю колонию справлялась эта молодая, красивая женщина, он был обязан поступить не менее достойно. Последние для многих, а может быть, и для всех, часы жизни люди должны были провести, как подобает. Не превратиться в испуганное, дрожащее стадо и не пуститься во все тяжкие. Они заслужили право сохранить лицо, и мешать им в этом Астахов не хотел, да и не мог. Это было выше его сил.

Момент истины наступит, никуда не денется, это председатель осознавал вполне отчетливо, но если правда откроется раньше времени, его не простят. Хотя, быть может, Павел Сергеевич просто надеялся, что в пылу схватки людям станет не до выяснения, кто и что знал загодя. Может быть, и так... Но в любом случае, сейчас для таких тяжелых признаний не время.

Астахов вздохнул. С одной стороны, он был уверен в своей правоте, а с другой, мысли постоянно возвращались к этой обжигающей душу теме.

Как разобраться в столь тонких психологических нюансах? Или дело вовсе не в психологии, а в том, что он совершил ошибку и подсознательно это понимает? Понимает, но не находит смелости в этом признаться. Хотя бы себе самому.

Тогда получалось, что Бочкин прав, и молчит председатель о реальном положении вещей вовсе не из желания уберечь колонистов от необдуманных поступков. Получалось, что он элементарно трусил. Но ведь Астахов был самым обычным человеком, а не самоуверенным героем какого-нибудь кинофильма...

– Как там дела у Валеры? – стараясь сделать это незаметно, спросила Галина.

– Гиперэфир молчит. А флот чужаков все ближе. Пришельцы уже орудуют в системе Вероны и, по всем расчетам, будут здесь дня через три, максимум – четыре. А что у вас?

– Напряжение достигло пика, но это полезное, боевое напряжение, – Галя кивнула на работающих поблизости женщин и мужчин. – Народ сплочен и настроен фаталистически. Все готовы умереть за свободу, все друг другу братья по оружию, и все верят в победу.

– В победу?

– Да. Почему вы удивляетесь?

– Потому что один батальон ополчения не в состоянии победить целый флот.

– Верно, только в понятии колонистов «победа» – это сейчас нечто иное, нежели раньше. Мы победим, не уничтожив противника, а гордо ответив на его вызов. Ну и продержавшись до подхода земного флота.

– Проклятие, – председатель опустил взгляд к земле. – Мне все труднее лгать. Вчера вечером, когда мы приняли решение, я был уверен, что оно единственно возможное, а теперь я начал сомневаться.

– Что вас беспокоит?

– Если мы ошибаемся, погибнут все, в том числе женщины и дети. А вдруг, если они уйдут в леса, у них будет шанс спастись?

– Они все равно не уйдут, – Галя украдкой сжала его руку. – Не терзайте себя.

– Добровольно не уйдут, – согласился Павел Сергеевич, – но мы можем придумать им ответственное задание. Сейчас как раз начался сезон сбора фруктов. Мы могли бы отправить их на заготовки. Ведь в любом случае колонии потребуются продукты. Да и спешащий на выручку флот – это тысячи воинов, которых тоже неплохо бы угостить лучшими фруктами в Галактике. Убедительно?

– Вполне, – согласилась Галина. – Я постараюсь организовать сельхозотряд. Хотя бы из самых маленьких. Но, боюсь, долго это прикрытие не проработает. Наполнить все холодильные камеры несложно. А отвлекать работников консервного цеха сейчас никак нельзя. Даже малыши справятся с задачей за пару дней, не больше. А чужие прилетят через трое-четверо суток.

– Тем не менее...

– Хорошо, я это сделаю.

Председатель направился к зданию Совета, а Галя в сторону детской площадки. Там, под присмотром подростков, копошилась вся родившаяся уже в новом мире мелюзга. Колония недавно отпраздновала свое семилетие, а потому самому старшему – первенцу Гармонии – было чуть больше шести.

Астахов только начал подниматься по ступеням, когда его окликнули. Павел Сергеевич обернулся и, щурясь от яркого солнца, обвел взглядом занятый различными делами народ. Из ближайшей траншеи выбрался детский доктор Хлюдов. Человек тайно пьющий, раздражительный и даже склонный к антиобщественным поступкам, но все равно авторитетный.

– Павел Сергеевич, – доктор воткнул в бруствер лопату и вытер ладони о рабочий комбинезон, – хотел спросить, какие новости? Вы так загадочно шептались с Галиной Ивановной. Или это было что-то личное?

– Нет, мы говорили о деле.

Астахову этот педиатр был неприятен. Вечно небритый и с всклокоченными волосами. Его глаза днем и ночью блестели, словно две маслины, а тонкие, нервные губы постоянно играли загадочной полуулыбкой. Председатель никогда не понимал, почему доктора боготворят все мамаши в колонии и обожают дети. Возможно, за разнузданность, воспринимаемую молодыми женщинами как эксцентричность непризнанного гения, а детьми – как веселость? Хлюдов решительно ничем не походил на прочих мужчин-колонистов – суровых, деловых и сильных. Но женщины любили своих надежных мужей и, вместе с тем, сочувствовали доктору, а дети хотели походить на отцов и все равно бежали играть в больничный двор. С точки зрения председателя, это был какой-то парадокс, а сомнительные загадки Астахов не любил. Ко всем прочим недостаткам, этот доктор был разведен, что в колонии не приветствовалось. Причем его женой была именно Галя. Кто был инициатором их разрыва, осталось тайной, но то, что Хлюдов до сих пор ревнует бывшую жену к каждому столбу, видели все.

– А что у Валеры? – доктор недоверчиво прищурился.

– Сигнал устойчивый, – голос Астахова предательски дрогнул. – По нашим расчетам, флот опережает чужаков минимум на сутки. Во вторник будет здесь.

– Отлично, – Хлюдов криво улыбнулся. – А почему Валера не выходит в эфир городской инфосети? Раньше он сообщал новости сам и у него неплохо получалось.

– В системе Вероны идут бои, ему нельзя отвлекаться ни на минуту, – нетерпеливо оглядываясь на двери, пояснил Астахов. – Фактически Бочкин исполняет обязанности начальника нашей военной разведки и не может покидать такой ответственный пост или отвлекаться на менее важные дела.

– А зачем Галине потребовались малыши? – вдруг спросил доктор.

– Вы наблюдательны, – председатель поджал губы.

– Это мои пациенты, – доктор пожал плечами. – Естественно, я за них беспокоюсь. Если вы намерены привлечь их к каким-то работам, знайте, я против. И родители будут против.

– Мы не собираемся направлять их на рытье канав, – попытался успокоить его Астахов.