– Спокойно, служивый, спокойно. Мы уходим, – сообщил тот же солдат, потихоньку пятясь задом.

Остальные предпочли последовать благоразумному примеру. Двое подхватили под руки покалеченного приятеля, и вскоре вся группа удалялась вдоль улицы.

Орловский красноречиво посмотрел на сыщика, и тот, делая вид, что он обычный прохожий, медленно двинулся за угол.

– Спасибо, – лишь сейчас произнес один из прапорщиков, круглолицый, бледноватый от пережитого напряжения.

Чувствовалось, что он не знает, как обратиться к своему спасителю. Традиционное «братец» как-то неуместно, «солдат» – так ведь Георгий без погон.

– Недавно из училища? – привычно-командным тоном, начисто позабыв про свой вид, осведомился Орловский.

Тон подействовал. Офицеры невольно подтянулись, но еще раз взглянули на замызганную расстегнутую шинель и смутились своего порыва.

Орловский понял их чувства, однако раскрывать свое инкогнито без особой надобности пока не хотел.

– В общем так, господа. В городе становится небезопасно. Я бы вам посоветовал лишний раз не появляться на улицах в таком виде. Пересидите дома. Или лучше отправляйтесь к юнкерам. Тем, возможно, тоже жарко придется, но и вы целее будете, и им два лишних штыка не помешают.

– Но ведь свобода… – начал было второй из офицеров с юношеским пушком над верхней губой.

Они стояли спиной к ушедшим и потому не видели, как солдаты остановились в отдалении, и сразу двое из них подняли винтовки.

– Берегись! – рявкнул Орловский.

Рука привычно вогнала в патронник патрон. Прапора еще только оборачивались, пытаясь понять, в чем дело, когда Георгий мгновенным движением вскинул винтовку к плечу, поймал на мушку фигуру в шинели и выстрелил.

Несостоявшийся стрелок безмолвно упал, зато второй успел выстрелить в ответ, и пуля просвистела над головой Орловского.

Через секунду солдат поплатился за свой промах. Жалости Георгий не испытывал. Перед ним были враги, коварные и жестокие, и разговор с такими может быть лишь один.

На этот раз Орловский сознательно прицелился в живот. Вид чужих мучений впечатляет больше, чем чужая мгновенная смерть, и, когда бедолага забился в пыли, это невольно заставило задуматься его приятелей.

Не всех. Еще двое попытались открыть огонь в ответ, и оба послушно увеличили число жертв.

Расстояние до солдат не превышало полсотни саженей, и будь у Орловского чуть побольше патронов, уйти живым он не дал бы никому.

Кто ж знал? Георгий горько пожалел об оставленном у Степана Петровича маузере. Только толку от тех сожалений!

Однако и противник о многом сожалел. Если кто из солдат и помнил о вместимости магазина, то лишь в том контексте, что последняя пуля может достаться именно ему. Убивать же и умирать самому – понятия совершенно разные.

Стрелять уцелевшие больше не пытались. Вместо этого они проворно рванули под прикрытия заборов, страшась хотя бы на секунду остаться на открытом месте.

– Уходим! – гаркнул Орловский.

Прапора еще приходили в чувство. Толстощекий торопливо лапал кобуру, словно надеялся достать на таком расстоянии из нагана, второй же стоял столбом, представляя из себя великолепную мишень.

– Быстрее!

Они не понимали, что отступление не бесчестие. Да и вряд ли вообще сознавали случившееся. Но Орловский привык командовать людьми в самых критических ситуациях, и его слушались не только необстрелянные юноши, как эти прапора, но и гораздо более бывалые люди.

Втроем они торопливо свернули за угол и сразу налетели на приставленного к Георгию шпика. Тот почти бежал им навстречу, а в его правой руке был зажат «Смит и Вессон» полицейского образца.

– За подмогой! Немедленно! – прикрикнул на него Орловский.

Сила приказа подействовала и на этот раз. Сыщик послушно бросился со всех ног вдоль улицы, а Орловский повлек офицеров в противоположную сторону.

– Кто-нибудь знает город?

– Я, – выдохнул толстощекий.

– Тогда веди. Мы должны как можно быстрее скрыться. Да так, чтобы ни одна собака следов не нашла.

– Ну, вы и стреляете! – с уважением протянул толстощекий.

Они сидели на задворках маленького двора и медленно приходили в себя.

– Невелика наука! – Губы Орловского чуть тронула улыбка.

– Разрешите представиться. Вагин Сергей Николаевич. А это – Снарщиков Семен Иванович.

Орловский назвал себя.

– Папиросу?

– Не откажусь. – Про подаренный портсигар Георгий напрочь забыл.

То в одной, то в другой стороне по-прежнему изредка слышались выстрелы. И, как прежде, было непонятно, палят ли в воздух или в живую мишень. Во всяком случае, в перестрелку они переросли лишь раз, да и та быстро оборвалась.

– И часто у вас так? – устало затянувшись даровой папиросой, осведомился Орловский.

– Бывает, но очень редко. В основном до сих пор баловали по ночам, – полууклончиво отозвался усатый Снарщиков.

– Да это бабские сплетни, – возразил толстощекий Вагин. – Пугают друг друга по базарам. Мол, то тут, то там кого-то вырезали, а то и вообще доходят непонятно до чего. И кровь кто-то у людей выпивает, и звери диковинные нападают. Сплошные сказки. Я даже порою думаю, – Вагин понизил голос до полушепота и, словно заговорщик, посмотрел по сторонам, – может, это контрреволюционеры стараются? Чтобы народ как следует взбаламутить, а потом попытаться все к старому повернуть.

– Из студентов, что ли? – Вопрос прозвучал как утверждение.

– Да, – несколько удивился толстощекий.

– И отец, конечно же, интеллигент. К примеру, присяжный поверенный.

– Как вы догадались?

– Тут и догадываться нечего. Кто на Руси еще грезил о революции в облике прекрасной дамы? – откровенно усмехнулся Георгий. И сам же себе ответил: – Те, кто работать привык языком да чужие идейки за откровения принимать.

– Как вы… – Вагин поперхнулся от возмущения и не сразу смог подобрать слова для ответа.

– Бросьте, прапорщик, – устало отмахнулся от него Орловский. – Простой человек мечтает зарабатывать побольше, жену иметь помилее, а всякие теории ему ни к чему. Плевать он на них хотел. Если же появилась свобода, то почему бы не добыть желаемое простым дедовским методом? Не кистенем, так ножом или винтовкой. У вас еще относительно спокойно, в других городах все улицы трупами завалены. И никто их не убирает. Не хочу пугать, но ваше счастье, похоже, тоже заканчивается. Хотите пожить подольше – снимайте форму. Может, поможет. Тут как повезет. А лучше – отправляйтесь к юнкерам. Вместе что-нибудь да сделаете. В крайнем случае, жизнь продадите подороже.

– По какому праву вы так говорите? – Даже уличный инцидент не избавил Вагина от привычных иллюзий.