Феладиум Скорнелли был спокоен как удав.

– Что дальше случилось? – спросил сыщик у домового. – Постарайтесь рассказать подробно.

– На площади Дам семья Сонник остановилась для того, чтобы зайти в местный волшебный магазинчик за фигуркой Синтерклааса из марципана. Однако они успели только опуститься на землю и сложить свои летающие зонтики. А потом Вилли услышал страшную музыку и увидел справа, у одного из магазинов, жуткое чудовище, похожее на собаку. Его бабушка Агата и дедушка Сэм тоже увидели этого пса. Пес просто стоял и смотрел на них своими жуткими красными глазами…

Коля почувствовал, как Марианна медленно сползла с сиденья на пол.

– …а когда волшебники посмотрели на Вилли… Точнее, на то место, где только что стоял Вилли… В общем, его там уже не было. Мальчик просто исчез.

– Где в данный момент находится семья Сонник?

– Пока что там. Ждут вашего прибытия, Феладиум Скорнелли.

– Мы уже летим.

– Я придам саням ускорение, – сказал Бирмингем.

Бормоча что-то себе под нос, волшебник нажал на кнопки, и сани понеслись вперед с немыслимой скоростью. Однако немыслимая скорость саней была понятна только со стороны: для оленя и пассажиров сани как будто просто чуть-чуть прибавили ход – так устроено волшебство ускорения саней. И если честно, хорошо, а то я боюсь представить, что было бы тогда с нашими бедными Артуром Трусишкой и Марианной.

До Амстердама долетели без особых разговоров. Только сыщик постоянно делал звонки по карманному зеркальцу – то семье Сонник, то Топотолию, то еще кому-то.

На площади Дам Коля сразу увидел одинокую пожилую пару. Волшебник и волшебница, потерявшие внука, обнимали друг друга, а у их ног лежало три летающих зонта. Лютенция Кареглаз подхватила плед и сразу же кинулась к супругам.

– Возьмите… У нас еще горячий шоколад есть и еда, – тихо сказала пожилая фея.

Волшебник Сэм обернул свою жену в плед и поблагодарил Лютенцию.

Феладиум Скорнелли долго исследовал место преступления, но не нашел ни одной улики. Сыщик побеседовал с потерпевшими, опросил продавцов из соседних магазинчиков и изучил участок земли, на котором стоял страшный пес. Никаких следов. С помощью волшебных предметов тоже не удалось ничего выяснить. Мальчик словно растворился в воздухе, как и Теодор…

Коля сфотографировал место преступления и протянул фотографию Феладиуму. Сыщик вытащил из кармана халата снимок номера выдумщика Теодора и сравнил два фото.

– На первый взгляд, ничего общего, – негромко произнес он и поднял взгляд на пожилую волшебницу. – Госпожа Сонник, вспомните – кто-то знал о том, чем вы будете заниматься сегодня ночью, куда летите?

– Никто, – выдохнула она. – Никто не знал, господин сыщик.

– А музыка? Вы слышали зловещую музыку?

– Нет… Ее слышал только наш мальчик…

Пожилая женщина начала рыдать, и ее муж прижал ее к себе.

Сыщик повернулся к друзьям и негромко сказал:

– Можно улетать. Здесь мы больше ничего не узнаем.

– А Сонники? – спросила Лютенция. – Мы не можем их оставить.

– Возьмём с собой, – решил Карлош. – Пусть пока придут в себя. Во Франции отправим их в «Дом Рождества» из ванной.

Лея и Лютенция разместили Сонников на заднем сиденье, убрав вниз сумки и мешок с подарками. Кот Филипп тут же опустился на колени госпожи Сонник. Лютенция хотела было его убрать, но Агата положила руку на пушистую спинку их хвостатого любимца.

Сани вылетели с площади Дам. Их путь лежал во Францию.

***

Всю дорогу до Франции Агата и Сэм Сонник молчали. Молчали и наши друзья – разве можно разговаривать о чем-то, когда с тобой рядом сидят люди, у которых случилось горе? Коля и не пытался. Не пыталась даже Лариса. И госпожа Кареглаз сидела молча и ничего не напевала себе под нос. А маленький эльф Август, сидящий на мешке с подарками, не чмокал сахаром и вообще, кажется, даже сахара не ел.

Лишь когда сани уже подлетали к Франции, Коля решился попросить Бирмингема показать следующее детское письмо.

– Письмо написала девочка по имени Люси Петит, – сказал волшебник, аккуратно вскрывая конверт перочинным ножичком.

Из конверта выпали письмо и рисунок. Коля приподнялся и увидел, что на рисунке изображен добродушный дедушка в красной шубе с красным колпаком: у его ног стояла большая корзина с игрушками, а на заднем плане виднелась Эйфелева башня. Рисунок был выполнен очень талантливо, как будто рисовал взрослый человек.

– Ого, какая красота, – залюбовался Карлош.

Бирмингем развернул письмо.

«Здравствуй, добрый рождественский дед Пер-Ноэль!

Спасибо тебе за все подарки, которые ты дарил мне и моей младшей сестренке Бланш. С той тряпичной куклой по имени Лили, которую ты подарил Бланш в прошлом году, она просто не расстается. А пуанты, которые ты припас для меня, были самой чудесной вещью, которую я когда-либо держала в руках…

Только в этом году, пожалуйста, не дари нам ни вещей, ни игрушек. В общем, я тебе все расскажу, а ты, если тебе не трудно и ты сможешь, помоги. Дело в том, что недавно мы с сестрой и мамой попали в аварию. Больше всего пострадала моя бедная Бланш – она теперь может передвигаться только на инвалидной коляске. И ты представляешь, моя малышка при этом осталась такой же веселой, какой была раньше – несмотря на произошедшее, она не унывает, радуется жизни, ездит по двору за бабочками и просто обожает причесывать своих кукол. Но есть одна вещь, которая меня очень тревожит – еще до аварии Бланш очень хотела научиться танцевать. И теперь я вижу, как она расстраивается, когда смотрит танцевальные передачи по телевизору и знает, что повторить движения танцоров для нее теперь невозможно.

Та авария принесла беду и в мою жизнь, дорогой Пер-Ноэль. Нет, я пострадала не так сильно, как моя Бланш, однако получила травму, из-за которой мне придется навсегда покончить с занятиями балетом. И теперь не знаю, что мне делать. Ведь я всю жизнь, сколько себя помню, мечтала быть балериной, а теперь про это надо забыть, а я забыть не могу.

Дорогой Пер-Ноэль, если у тебя есть возможность – вылечи нас с сестренкой.

С безумной надеждой на лучшее,

Твоя Люси Петит. 13 лет.

Франция, Париж, улица Лепик, дом N, квартира M».

Бирмингем прочитал письмо вслух и замолчал после последнего слова.

Снова наступила гнетущая тишина – на этот раз она была навеяна письмом. Лариса и Марианна, склонившись над листочком, который протянул им Бирмингем, молча изучали написанное. Моросик смотрел куда-то в сторону. Агата и Сэм Сонник, не выпуская друг друга из объятий, печально наблюдали за происходящим.

Коля же смотрел на свои колени и думал: что, что он и его друзья могут сделать в этой ситуации? Чужая боль словно опрокинулась на них, задев каждого; заняла их мысли; заставила их содрогнуться; превратилась в вопросы «Что же делать?» и «Почему так бывает?».