Маргарет подняла голову на вентилятор, вращавшийся на потолке прямо над нами:

— Надеюсь, этот вентилятор не подведет нас.

— Давайте-ка выйдем отсюда, — сказала мама. — Мы заслужили передышку.

День клонился к вечеру, и температура была ниже нуля, поэтому мы перешли в часовню, а не на парковку и расслабились на скамейках, обитых кожзаменителем. Тело тем временем медленно бальзамировалось в соседнем помещении.

— Хорошая работа, Джон, — похвалила мама. — Ты просто молодец.

— Верно-верно, — подтвердила Маргарет, закрывая глаза и массируя виски. — Мы все молодцы. Когда я сталкиваюсь с такими случаями, хочется все бросить и купить джакузи.

Мама и Маргарет потянулись и вздохнули. Они устали и ближе к окончанию процесса испытывали облегчение. Но я горел желанием продолжать. Работа такого рода все еще очаровывала меня: здесь требовалось тщательное внимание к деталям, подлинное мастерство, точность на каждом этапе работы. Всему этому меня научил отец, когда мне было всего семь лет, — он показал мне инструменты, сообщил их названия, научил меня быть почтительным в присутствии мертвых. Именно это почтение, согласно семейной легенде, и свело когда-то вместе наших родителей — двух мастеров похоронных дел, которые отчаянно нуждались в обществе живого человека и оба находились под впечатлением почтения к мертвым. Они считали свою работу призванием. Относись хоть один из них к живым хотя бы вполовину так же хорошо, как к мертвым, они, возможно, все еще были бы вместе.

Я снял фартуки, выйдя в приемную, увидел Лорен. Она скучала: делать ей было нечего, и она играла в «Сапера» на компьютере, дожидаясь пяти часов. До пяти оставалось шесть минут.

— Они позволяют тебе помогать им? — спросила Лорен, не отрываясь от монитора, в свете которого ее лицо становилось бледным, словно призрачным. — Я никогда не могла этим заниматься. Здесь, в приемной, гораздо лучше.

— Как это ни иронично звучит, но тут обстановка гораздо менее живая, — заметил я.

— Это верно. Давай сыпь мне соль на рану, — подбодрила меня Лорен. — Думаешь, мне нравится проводить здесь целый день, ничего не делая?

— Тебе двадцать три, — ответил я. — Ты можешь заняться всем, чем душа пожелает. Вовсе не обязательно торчать здесь.

Она щелкала по квадратикам на маленьком минном поле, помечала некоторые флажками, осторожно проверяя пространство вокруг. Но попала на заминированный квадратик, и экран взорвался.

— Ты не ценишь, что имеешь, — сказала она наконец. — Мама иногда бывает старой каргой, но ты ведь знаешь, она любит тебя. Любит. Не забывай этого.

Она уставилась в окно. На улицу уже опускались сумерки, и дом мистера Кроули зловеще темнел среди снега.

— Дело не в любви, — выговорил я наконец. — Мы просто делаем то же, что и всегда, и так живем потихоньку.

Лорен повернулась ко мне.

— Любовь — это единственное, что имеет значение, — сказала она. — Я с трудом выношу мать, но это потому, что она изо всех сил пытается нас любить, удержать всех вместе, передать нам бизнес. Мне много лет понадобилось, чтобы это понять.

Порыв ветра за окном ударил в окна, гулко завыл в щелях передней двери.

— А как насчет отца? — спросил я.

Она задумалась:

— Наверное, мама любит тебя так сильно, что это может компенсировать его отсутствие. И я тоже тебя люблю.

Часы показывали пять, и Лорен встала. Я подумал, а который теперь час там, где живет отец.

— Слушай, Джон, почему бы тебе не заглянуть ко мне как-нибудь? Поиграли бы в карты, посмотрели фильм или еще что-нибудь. Ну, что скажешь?

— Да, конечно, — промычал я. — Загляну как-нибудь.

— До встречи, Джон.

Она выключила компьютер, надела куртку и вышла на ветер. Сквозь открытую дверь в комнату ворвался ледяной воздух, и Лорен не без труда закрыла за собой дверь.

Я пошел наверх, думая о том, что она сказала: любовь может быть силой, но в то же время она и слабость. Такой слабостью она была у демона.

И я знал, как ею воспользоваться.

У себя в комнате я схватил айпод, к которому не прикасался с Рождества, сел на велосипед и покатил в «Радио шэк».[29]От дурацкого подарка отца наконец-то могла быть хоть какая-то польза.

Начав шпионить за мистером Кроули, я хотел найти у него слабость. Теперь я знал целых три, и все вместе они давали мне шанс. Я тщательно все обдумывал, крутя педали и чувствуя, как лицо колет мелкая изморозь.

Первая его слабость: страх, что все раскроется, поэтому он так долго выжидал между убийствами, откладывая до последнего момента, — я видел, как это случилось с ним, видел, что этот «последний момент» становится все более и более опасным. Я решил, что дело тут объяснялось не страхом, — он избегал убийств так, словно ненавидел их, словно ему это было невыносимо, и оттягивал очередное убийство до тех пор, пока биологическая необходимость не вынуждала его пойти на крайние меры. Я был уверен, что следующее убийство он совершит, находясь на краю пропасти, в последнее мгновение перед смертью. Мне даже не придется подталкивать его — достаточно не дать отползти назад.

Из этого проистекала и вторая слабость: его тело разрушалось скорее, чем он успевал его латать. В ночь убийства отца Макса он был почти мертв, и, если бы не только что убитый человек, он, вероятно, не выжил бы. Если мне удастся отвлечь его от охоты и заманить куда-нибудь, где он не сможет никого найти, он, возможно, вообще не восстановится. Я представил отчаянные поиски, во время которых он не успевает вовремя найти жертву, покрывается испариной, изрыгает проклятия и в конце концов превращается в кипящую лужу вязкого вещества, похожего на чернила.

Я остановился перед «Радио шэк», прислонил велосипед к стене и вошел внутрь.

— Мне подарили это на Рождество, но у меня такой уже есть, — сказал я, достал вскрытую коробку с айподом и положил ее перед продавцом.

На самом деле никакого айпода у меня раньше не было, но, подумал я, так будет убедительнее. Я должен был провернуть это дело.

— Могу я его сдать?

Продавец взял коробку в руки.

— Но ее уже открывали, — возразил он.

— Это мама открыла, — сказал я, нагромождая одну ложь на другую. — Она не знала, что не надо. Но айподом никто не пользовался — она только включила его секунд на десять, и все. Может быть, его можно обменять?

— А чек у вас сохранился?

— К сожалению, нет, — покачал я головой. — Это был подарок.

Я стоял неподвижно, мысленно внушая продавцу сказать «да». Наконец он поднес сканер к штрихкоду и посмотрел на экран.

— Могу вернуть вам его стоимость частично, — предложил он. — Хотите подарочную карту?