— Только он не свою мысль говорил, конечно. Цитировал из древней книги, — мрачно сказал Ир. — Из мудрой древней книги. Там, кстати, много ещё говорится, о том, чтобы не мстить.

— Не знаю… Мы из-за этой швали сами едва без штанов не остались. Забыл уже про стычку на проспекте в Ромове? Думаешь, они не тронули бы Надю?

— Такое чувство, что у тебя руки прямо чешутся на такое дело. Странно это для смотрящего. Тут после каждого серого терзаешься… — мрачно произнёс Ир, стиснув, однако, руль от мыслей о сказанном приятелем.

Волк вздохнул.

— Да после такого… И того, что Лара про них рассказала… Нет, Ири, серые на порядок лучше. Всё ж таки подневольные существа.

— Это да, — грустно усмехнулся Ир. — А молодец, всё-таки, Пётр Егорыч, с его «вековой воспитанностью». Кто знает, как бы ещё там всё вышло, не пойди я «как веками заведено».

— Это верно.

Волк щёлкнул ногтем по экрану задачника, ткнул нужный квадратик в проекции и поднёс браслет ко рту.

— Лара, как у вас там дела? Что с Нандом?

— Парень спит, Фёдор Палыч за ним присматривает.

— Как проснётся, передай ему, что личный «палыч» у него, считай, в кармане. Заслужил.

— Ничего не поняла, но обязательно передам.

Волк засмеялся, но тут же сделал серьёзное лицо.

— Как твоя рана? Напугала ты нас.

— Я себя прекрасно чувствую, с такими классными врачами! Едем за вами, если это вы.

Смотрящий снова рассмеялся.

— Ну, вроде мы, больше некому. Но всё же не отставайте.

— Да вы ползёте как асфальтоукладчик прошлого века.

— Ладно, ладно, тигрица, много ты видела асфальтоукладчиков.

— Видела. В музее.

— Ладно, отбой.

— Over.

Волк весь прямо светился. Ир украдкой глянул на него и улыбнулся. Так, — подумал он, — без дополнительных оптических приборов ясно, что кое-кто кое-кому начинает очень нравиться, и не без должной взаимности. Посмотрим, что из этого выйдет, но вроде Лара девушка хорошая. Хотя и странная.

— А я ей не слишком бы доверяла, — сказала вдруг Надя, высунув нос из одеяла. Снова услышала мои мысли, — подумал Ир и улыбнулся.

— Кому это? — удивлённо спросил Волк, и даже повернулся к ней. Машина снова угрожающе качнулась.

— Не раскачивай лодку, — сострил Ирбис.

Надя помолчала, но всё же, после паузы, ответила:

— Есть в ней что-то опасное, я чувствую. И тогда, на этой несчастной базе, хотя там и хватало угроз… Я ощущала, что кто-то ещё кроме серых и пятнашек там есть. И отнюдь не дружелюбный.

Волк отвернулся и промолчал.

— Как же ты тогда объяснишь, что она помогла нам? — спросил Ир, хмурясь. Переживания жены передались ему, он знал, что Надя редко ошибается в ощущениях. В том числе и относительно людей.

— Не знаю, — пожала плечами девушка, — но чувствую сомнения.

— И какие же у тебя сомнения в отношении неё? — спросил Волк заинтересованно и снова развернулся к ней.

— Сомнения не у меня, а у неё. Она прямо светится ими.

* * *

Маленький и толстый Порхомяк, стоявший рядом с огромным Ковтуном и длинным худым зятем фермера напротив клетки в амбаре, был похож на Шалтая-Болтая. Сходства добавляла небольшая лысоватая голова с удивительно круглым черепом, низко посаженная на короткой шее. «Шалтай-Болтай» задумчиво смотрел на пленников и жевал нижнюю губу. Те сидели вразнобой на куче сена и молчали, изредка бросая злобные взгляды на фермеров. Главарь их лежал в стороне, в углу клетки, завернувшись в свой плащ и как-будто спал.

— Так что делать-то будем? — спросил Стефан и поправил на плече лямку карабина. — Слышь, Дмитро?

— Слышу, не глухой, — Порхомяк посмотрел на огромный амбарный замок, висящий на петлях двери клетки, осторожно потрогал лысину ладошкой, потом почему-то понюхал пальцы. — Пойдём на воздух. Запах здесь какой-то…

— Да это вон — от них, — мотнул головой в сторону «изолятора» Стефан, идя вместе с мужчинами к выходу, — я им ведро поставил, чтоб не обгадили там всё. Наркота с мочой выходит. Вот ведь засранцы какие!

— А этот, главный их, лежит бездвижно у стеночки, притих что-то.

— Да я вчера, не удержался, врезал ему по зубам. Так обидно стало за дочку-то.

Выйдя на улицу, все трое прищурились от яркого утреннего солнца, залившего светом двор и окрестности. Подмёрзшие за ночь лужицы на стоянке оттаяли, и троица сизых голубей, давних постояльцев на ферме, деловито расхаживала между ними в вечных поисках каменной мелочи.

— Погода чудная! — вздохнул зять и огляделся. — Живи да радуйся. Так нет! То пришельцы какие-то зловещие, то подонки — и не кто-нибудь, а свои, братья-земляне.

— Да не свои они, — мрачно сказал Ковтун. — Отбросы. Паразиты. Ну что, ждать кого из города будем или как?

— Да какое там, — махнул ручкой Порхомяк, — если их отпустить, завтра они вернутся и всех нас перережут как свиней. А из нас бойцы сам знаешь какие. Держать в клетке — себе дороже. Кормить чем их будешь, оглоедов? Такую ораву… И помощи нынче ждать неоткуда. Нет у нас больше власти, нет милиции, нет тюрьмы, одни руины да княжества остались. Ещё когда столица пропала в одночасье, я сразу понял — плохо дело. Если уж даже те, — он ткнул пальцем в небо, — не смогли спастись… Я радио вчера весь вечер крутил, передавали, что фронт стремительно движется на северо-восток, вояки браво отступают, везде в ближайших городах грядёт эвакуация, Ликамск весь в панике. Кому там сейчас до нас дело есть? Придётся самим всю грязную работу делать…

Он замолчал, отвернулся и стал глядеть в прозрачное небо над лесом за дорогой, тянувшейся вдоль забора.

— А как? — Ковтун посмотрел на него и ещё больше нахмурился. — Как ты себе представляешь эту… процедуру? Столько лет уже смертной казни нет. Официально.

— Как, как, — пробурчал зять, — к стенке и…

Стефан резко дёрнул головой, хлестнул его взглядом, и тот осёкся. Помолчав с минуту, фермер произнёс:

— Тогда вот что — жребий тянуть будем.

— Зачем это? — удивлённо спросил Порхомяк. — Ты что же — и мне предлагаешь? Да я в жизни кошки не обидел, не то что…

— А я? — Ковтун схватился за широкий ремень на поясе обеими руками. — Свинью разве что забивал. Так то ж на мясо. И то — свинья.

— А охота? — спросил зять. — Ты ж на охоту всё-равно ходишь, не смотря на запрет, и давно уже. Значит, самый опытный в этом плане.

Стефан промолчал, не найдя что возразить.

— Вот. Всё как по радио один говорил, — протянул Порхомяк. — Катимся мы, значит, к первобытно-общинным отношениям со всеми вытекающими. Пора привыкать уже. — Он снова потрогал лысину.