— Я соображаю, когда можно кричать, а когда нет.

— Иногда ты вообще ничего не соображаешь.

Я понимала, что сейчас лучше не спорить и промолчать.

А дальше случилось то, к чему мы совершенно не были готовы. Я почувствовала запах гари и посмотрела на Макса.

— Что это?

— Дым…

— Я понимаю, а откуда он взялся?

— Если не ошибаюсь, дом все же подожгли…

— Как это? Но ведь они говорили, что картинка с пожаром слишком обыденна! Что спектакль с семью убийствами намного интереснее…

— Значит, они передумали…

— Как это передумали? Разве такие здоровые мужики могут что-либо передумать за несколько секунд?! Это же несерьезно!

— Серьезнее не бывает.

Я почувствовала, что у меня начали слезиться глаза, я закашлялась. Макс вытолкнул меня из-под кровати и подбежал к окну. Я лежала на полу, закрывая лицо руками.

— Нам нужно на воздух, — жалобно застонала я.

— Продержись еще минутку.

— Какую, к черту, минутку?!

— Они сейчас уедут. Уже подошли к машине.

Я села и, не отрывая рук от лица, замотала головой.

— Пока они будут собираться, мы сгорим заживо. У нас нет выхода. Нужно бежать отсюда к чертовой матери.

— Нас сразу прикончат. Анечка, милая, ну потерпи еще капельку. Я, конечно, понимаю, что нет разницы, какую именно выбрать смерть — сгореть заживо или быть расстрелянными, но, по-моему, лучше всего остаться живыми. Они сейчас отъедут.

Раздался треск. Пламя ворвалось в нашу комнату.

— Анька, они отъехали! — закричал Макс и бросился ко мне.

— Уже поздно…

Я с трудом выговаривала слова, потому что в горле страшно першило. Головокружение и неимоверная слабость заставили меня вспомнить о том состоянии между жизнью и смертью, в котором я находилась совсем недавно. Макс поднял меня и хотел было подтолкнуть к выходу, но чудовищное пламя преградило нам дорогу.

— Макс, мы горим! — закричала я, сбивая с себя пламя.

Подбежав к горящей раме, Макс с грохотом выбил ее, схватил меня и вытолкнул наружу. Я упала на сломанную ногу и заорала так, что сорвала голос. Ругаясь от боли отборным матом, я откатилась подальше от дома.

— Больно! Господи, как больно!

Увидев рядом с собой Макса, сдирающего с себя горящую простыню, я потеряла сознание…

Я очнулась и увидела, что лежу неподалеку от догорающего дома совершенно голая, на коленях у Макса. С трудом разлепив губы, я постаралась изобразить улыбку и глухо произнесла:

— Привет.

— Привет.

— Макс, мы живы?

— Если ты еще говоришь, значит, живы.

Приподнявшись, я села рядом с Максом и обреченно посмотрела на то, что осталось от дома.

— Хороший был дом. Гостеприимный.

— Это точно. Такой гостеприимный дом можно было увидеть только в глухом лесу за черт-те знает сколько километров от Москвы.

— Даже страшно подумать, что в этом доме семь трупов.

Макс гладил меня по голове и напряженно думал, посматривая на машину со спущенными колесами. Я проследила его взгляд:

— Макс, мало того что они сожгли дом, так еще и колеса прокололи. Опять мы остались и без пищи, и без колес.

— Главное, что мы живы.

Я истерично засмеялась и покрутила пальцем у виска:

— Послушай, твой оптимизм меня настораживает. На черта нужна такая жизнь — без надежды на спасение. Ты предлагаешь лечь на землю, обняться и медленно сдыхать?! Лучше бы мы сгорели в этом доме! Лучше бы мы сгорели!

Я почувствовала, что просто не могу справиться с истерикой, и, перевернувшись на живот, стала стучать кулаками по земле. Макс хорошенько меня встряхнул, перевернул обратно на спину и попытался успокоить:

— Прекрати. Прекрати, пожалуйста. Самое страшное уже позади. Теперь нам просто грех умирать. Мы прошли слишком много испытаний, и жизнь подарила нам еще один шанс.

— На хрен мне нужны эти испытания и на хрен мне нужен такой шанс! Я хочу умереть! Я просто устала так жить! Ты хоть понимаешь, о чем я говорю? Я устала так жить! Я устала!

— Я все понимаю…

После долгой паузы я села рядом с Максом, положила голову ему на плечо, посмотрела на догорающий дом и прошептала:

— Прости.

— Ничего страшного, я уже привык.

Я посмотрела на него и только тут заметила, что он тоже голый.

— Знаешь, а ведь раньше у нас были какие-то преимущества.

— Какие?

— У нас была одежда, а теперь ее нет. Сидим, как два Робинзона…

— Да тут особо и стесняться-то некого.

— Это точно.

— Не переживай, у нас тоже есть преимущества.

В голосе Макса прозвучала уверенность.

— И какие у нас преимущества?

— Целых три машины.

— Три…

— Ну да.

— А ты, наверное, забыл, что у всех этих машин спущены колеса?

— Вовсе нет.

Макс встал и направился к машинам.

Молодой мужчина потрясающего сложения без единого намека на одежду на фоне страшного пепелища… Я залюбовалась им. Если бы я была художницей, у меня бы получилась неплохая картина. Заглянув в первую машину, Макс заметно оживился и стал что-то насвистывать себе под нос. Достав домкрат и запаску, он с торжеством посмотрел в мою сторону и демонстративно ударил кулаком по колесу.

— Ты рада?

— Чему?

— Ну хотя бы этому колесу.

— Я счастлива. Даже если во всех трех машинах есть по одной запаске, на трех колесах мы все равно далеко не уедем.

— Неужели все звезды такие пессимистки?

— Не знаю, как там другие звезды, но, по правде говоря, я сомневаюсь, что они когда-нибудь были в подобных ситуациях. Кстати, моя известность спасла нам жизнь. — Я постаралась доказать Максу свою значимость, хотя знала, что это, по большому счету, очень глупо.

— Что-то я не заметил. Каким же образом?

— Эти семеро узнали меня у берега реки и поспешили нам помочь.

Макс рассмеялся.

— Не вижу ничего смешного, — сказала я обиженно.

— Ты смотрела на себя в зеркало?

— И что?

— Да тебя сейчас в жизни никто не узнает. Ты похожа на жуткое страшилище.

— Спасибо. Ты необычайно щедр на комплименты.