— Перестань разговаривать, тебе вредно. Лучше постарайся уснуть.

— Нет, дочка, выговориться хочу. Мало ли что может случиться… даже через несколько часов. Я теперь ни в чем не уверен. И ты меня не перебивай, а слушай внимательно. Так вот, Нина. Ты и Катя — вы для меня самые дорогие люди на свете. Женщины, которые были у меня после мамы, не в счет. Даже, если бы я когда-нибудь женился… то лишь затем, чтоб иметь хозяйку в доме. Но в душе остался бы вдовцом. И цель у меня была только одна — устроить тебя и Катю так прочно, чтобы даже после моей смерти вы могли жить хорошо и ни от кого не зависеть. Но, видишь, я ничего не успел для вас сделать…

— Не надо так говорить. Ты всегда делал для нас все, что мог.

— Нина, ты, наверное, хотела бы знать, кем был твой настоящий отец.

— Я знаю: он был геологом и погиб в экспедиции. Несчастный случай.

— Это не совсем так. Да, он погиб в экспедиции, но не из-за несчастного случая. Была драка, поножовщина. Мне пришлось вести это дело. Тогда я и познакомился с твоей мамой. Она очень переживала… возмущалась нелепостью его гибели… Ко мне сразу почувствовала доверие и скоро я все о ней знал. Мама прожила с твоим отцом три года и за это время успела понять, что вряд ли ее семейная жизнь будет счастливой. Твой отец был красивым мужчиной, но очень неуравновешенным, вспыльчивым. И супружеской верностью не отличался. Прости… о мертвых надо говорить или хорошо, или ничего… Зато как гражданин он, в отличие от меня, был безупречен. Не приспосабливался, не комбинировал, не брал и не давал взяток. Ну и так далее. И все-таки твоя мама была счастлива со мной, а не с ним. И я с ней был счастлив. У меня до этого тоже был опыт неудачного брака. Первая жена в свое время сумела превратить мою жизнь в ад. Такой наглости и распущенности, как у нее, я почти не встречал. И при этом она была хитра, до поры до времени притворялась душечкой. В общем, она так отравила существование, что тетя Клава, которая всегда меня опекала, как младшего брата, считала ее своим злейшим врагом. А твоя мама — по контрасту с той змеей — показалась ей чуть ли не ангелом небесным. И вас с Катей тетя Клава очень любила, тем более, что своих детей у нее не было. Вот такое у меня прошлое…

— Я не знала, что ты до мамы был женат. И о своем родном отце ничего не знала… Но разве так важно, какое у вас было прошлое? Главное, что вы с мамой любили друг друга и нас с Катей.

— Я рад, что ты характером пошла в маму. Такая же чуткая, справедливая… Ты все умеешь понять и ко всему отнестись без предубеждения…

— Не всегда, — вздохнула Нина, а про себя подумала: «Ярослав до сих пор не знает, что я способна все понять»…

— И вот что, дочка, — продолжал Гаевой. — Вчера ты слышала разговор с Захаром. Он говорил: чего, дескать, бояться, все равно помирать скоро, а дочерей бы обеспечил. Если бы это было действительно верное дело, я бы никакого риска не побоялся. Ради тебя и Кати, ради вашего будущего. Но это не так. И вы старайтесь держаться подальше от Ильчуков. Тем более, что ничего серьезного Захар и Боря не решают. Подозреваю, что они пешки, исполнители, ими руководит какой-то мозговой центр. Кто именно — не знаю. Наверное, уже и не успею узнать…

— Да черт с ними, с Ильчуками. Нам от них ничего не надо.

— И то верно. Но у меня душа болит, что нет у вас с Катей родственников и друзей, которые могли бы вам помочь. А ваши мужья… Конечно, не таких я вам желал. Но теперь, когда несчастье подперло, я бы хотел с ними помириться, поговорить. Позвони завтра Ярославу, пусть придет. И Катя с Вадимом должны появиться. Вот я и устрою… так сказать, семейный совет.

— Папа, ты разве забыл?.. — Нина чувствовала, что голос ее дрожит и срывается. — Ведь мы с Ярославом… почти развелись. И ты этого хотел.

— Хотел, не отрицаю… Но, знаешь, Нина, две недели назад Ярослав ко мне приходил, пытался узнать, где ты, когда приедешь. Показалось, что он искренне переживает. Он ничего не требовал, ничем не угрожал. Его интересовала только ты. Я и подумал: а ведь этот парень любит Нину по-настоящему. Я поговорил с ним очень сухо, а теперь жалею об этом… Конечно, я не имею права вмешиваться, но, если вы поссорились из-за ерунды…. ну, как это бывает в молодости… так, может, стоит помириться? Уверен, что если бы ты ему только намекнула…

— Советуешь сойтись с Ярославом?.. — Нина даже растерялась от удивления. — Как понимать такую метаморфозу?

— А так и понимать. Не хочется тебя оставлять без защиты. Когда я буду знать, что ты с Ярославом, мне спокойней будет. Ярослав такой парень, на которого можно положиться. У него и мозги на месте, и характер твердый. С ним ты не пропадешь. Хотя, конечно, если он совсем не нравится тебе, а твоя душа к нему не лежит, не стоит себя насиловать…

— Не в этом дело. Ярослав мне… нравится. Но между нами столько преград, столько всякой мути…

— Если дело во мне, не беспокойся. Я готов признать свою вину… даже попросить прощения у Ярослава. Готов помочь ему во всем, в чем еще смогу. И вовсе не из-за компромата…

— Да нет у него никакого компромата! — Нина внезапно разрыдалась, припав лицом к плечу Гаевого. — Не существует этих бумаг, Ярослав все придумал. И сказал мне об этом еще месяц назад. А я от тебя скрывала. Не хотела, чтобы ты ему стал вредить. Вот так.

— Почему же ты плачешь, Нина?

Она не отвечала, но думала про себя: «Почему всегда все так поздно?.. Возможность примирить двух близких людей появляется лишь теперь, когда беда на пороге…»

Она вытерла слезы, попыталась улыбнуться и сказала уже почти веселым голосом:

— Не будем торопить события. Если я действительно нужна Ярославу, он сам сделает первый шаг.

— Да, конечно…

Лицо Гаевого внезапно исказила гримаса боли и он сделал явное усилие, чтобы не застонать.

— Папа, тебе плохо?.. — забеспокоилась Нина. — Вызвать карету? Врач сказал, что, если не станет лучше…

— Нет, погоди пока… Кажется, отлегло.

— Постарайся уснуть.

Нина отошла к окну, посмотрела вдаль. Жаркое августовское солнце еще немилосердно палило, но длиннющие тени от пирамидальных тополей уже пересекали дорогу. Стая ворон с карканьем летела в сторону пустыря. Где-то прозвучала автомобильная сирена. На мгновение Нине показалось, что привычный вид из окна внезапно приобрел тревожную окраску. Впрочем, она понимала: снаружи ничего не изменилось, а тревога была в ней самой…

Зазвонил телефон. Нина оглянулась на Василия Федоровича. Он лежал с закрытыми глазами. Похоже, задремал. Она взяла телефон и вышла из комнаты, чтобы не беспокоить отца.

Звонил Олег Хустовский:

— Нина, ты меня испытываешь? — В его голосе звучало неприкрытое раздражение. — Я, конечно, готов ждать тебя вечность, но мне не нравится, что ты так мало обо мне думаешь.

— Не обижайся. Олег, но я не могу прийти. Отцу плохо.

— Что с ним?

— Сердце. Уже приезжала «скорая помощь». Может быть, еще раз придется вызывать. В общем, мне сейчас нельзя уходить из дому. Не жди.