— Я тоже хочу к покоям государыни. Три ночи, и я бы покрыл свой долг у канальи Винсгейма.

— Придержи язык, Ягупов, — серьезно сказал Бекетов. — Сейчас так не шутят. Сам знаешь, охрана во дворце усилена именным указом. Все на цыпочках ходят. Фрейлины спят только днем, ночью боятся.

— Если я что-нибудь понимаю во фрейлинах, — Лядащев усмехнулся, — они всегда спят днем и никогда ночью, и вовсе не потому, что боятся.

— Сегодня никого не отравили? — деланно невинным голосом осведомился Ягупов.

— Не болтай вздор. Пей лучше.

— Истина, святая истина. — Ягупов лег на спину, и вино, булькая, полилось в его широко раскрытый рот.

— Господа, а кто такая Лопухина?? — не удержался от вопроса Александр. Гвардейцы оживились. Каждому хотелось просветить простодушного провинциала.

— Наталья Федоровна Лопухина, — начал Вениаминов назидательно, — была красавица.

— Была?

— Да, лет двадцать назад.

— Брось, Вениаминов, она и сейчас, то бишь месяц назад, была окружена вздыхателями.

— Да, да, — подтвердил Лядащев. — Знаете эту историю? В прошлом году государыня на балу собственноручно срезала розу с напудренных волос Натальи Федоровны и отхлестала по щекам.

— За что?

— По правилам придворного этикета на бал запрещено появляться в платье одного цвета с парадом государыни. А Лопухина повторила туалет императрицы один к одному.

— И еще имела наглость быть в нем необыкновенно привлекательной. Несоблюдение этикета тоже политическая игра.

— Брось, Бекетов. — Ягупов принялся за новую бутылку. — Государыня просто не могла простить своей кичливой статс-даме ее красоту.

— Муж ее, Лопухин Степан Васильевич, камергер, генерал-кригс-комиссар…

— И двоюродный брат царицы Авдотьи Федоровны, неугодной жены Петра…

— Авдотью Федоровну государь не любил, это правда, но двоюродного брата весьма жаловал и осчастливил красавицей женой, да, говорят, против его воли.

— Наталья Федоровна тоже была не в восторге от этого брака.

— А сердцу женскому нужна любовь, — стрельнул горячим глазом Бекетов, — и она нашла ее с графом Левенвольде.

— С бывшим гофмаршалом?

— С ним… Ох, что за человек был!

— Щеголь! — крякнул Ягупов.

— Игрок! — вставил Вениаминов.

— Ради тщеславия и выгоды мог продать и друга и родителей, — воскликнул Бекетов, и гвардейцы дружно засмеялись. Видно, тема эта обсуждалась не раз, и за краткими характеристиками вспоминались пикантные подробности.

— Потом судим, приговорен к смерти, помилован и сослан, — подытожил Лядащев.

— Как интересно вы все рассказываете! — восторженно воскликнул Александр. — Господа, позвольте мне быть совершенно откровенным.

— Ну уж уволь, — буркнул Ягупов.

— Отвыкай от этой привычки, если хочешь понять Петербург, — обронил Вениаминов.

— Совершенно откровенным нельзя быть даже с самим собой, — присоединился Бекетов.

— Он это и без вас понимает, — прошептал Лядащев.

— Тогда сочтите это притворством, — продолжал, нимало не смущаясь, Александр, — но я прибыл в Петербург в надежде попасть в гвардию.

— Для этого нужно не надежду иметь, хотя это никогда не мешает, а заслуги!

— И связи при дворе!

— И рекомендации!

— За этим у него дело не станет, — усмехнулся Лядащев.

— У меня нет ни первого, ни второго. — Александр скосил глаза на Лядащева — тот флегматично жевал травинку, — ни третьего. Но вы забыли назвать четвертое — Их Величество Случай! Ведь не зайди я тогда в трактир… Знакомство с вами величайшая честь для меня, а советы ваши — это посох на пути к цели, фонари на дороге и ветер, раздувающий пламя надежды.

— Тебе не в гвардию надо, а в поэты.

— В гвардию идут не с посохом, а на арабском скакуне с саблей наголо.

— Не робей, братец, — сказал вдруг Ягупов сердечно. — Меня ты можешь найти каждую среду и пятницу в Летнем дворце, а прочие дни в Преображенских казармах. Это в Пантелеймоновой улице, в Литейной слободе.

— Я квартирую у немца Фильберга, его дом около аптеки на Исаакиевской площади, — присоединился Бекетов.

— А меня, курсант, — добавил Вениаминов, — можно найти в лейб-кампанейском дому. Это бывший зимний дворец. У этого дома трепещи: в нем скончался Петр Великий. Да не спутай двери, когда ко мне пойдешь. А то попадешь к придворным актерам, они тоже в том доме обитают. Хористки обожают хорошеньких курсантов навигацких школ!

— Что ж ты не принимаешь участия в судьбе будущего гвардейца? — прищурившись, спросил Ягупов у Лядащева.

— Я знаю, где найти Василия Федоровича, — поспешил с ответом Белов.

— Вот как? Я еще в трактире догадался, что вы знакомы. По долгу службы?

— Нет, мы познакомились потом, — пробормотал Александр и, чтобы уйти от щекотливой темы, решил вернуться к прежнему разговору. — А где сейчас гофмаршал?

— В Соликамске на выселках, — буркнул Ягупов. — Хорошее место, отдаленное…

— В Соликамске? — насторожился Белов. — Прошлый раз, если мне не изменяет память, вы говорили…

— Она тебе изменяет, — строго сказал Лядащев.

— Что ты, Василий, все рот людям затыкаешь? Любознательный юноша… Хочет все знать.

— Иногда надо умерять свою любознательность! — ожесточился Лядащев.

— Ха! — Ягупов лихо закинул порожнюю бутылку за спину. — У них, Белов, такими любознательными все камеры забиты.

— У кого это — «у них»? — прошептал Лядащев. — Рубанут тебе когда-нибудь твой болтливый язык!

— Сам рубанешь или палача пригласишь? — Ягупов вскочил на ноги и выхватил из рук Бекетова наполовину пустую бутылку с венгерским.

— Прекрати, Ягупов! — закричали офицеры, но тот вылил остатки вина в костер и с криком: «Не будем мы с тобой пить!» — замахнулся бутылкой на Лядащева. Бекетов привычно вцепился в правую руку Ягупова.

— Ну что вы в самом деле, господа! — чуть ли не со слезами закричал Александр. — Кто же дерется бутылкой? Это совершенно противу правил! Бутылки… и дворянская честь!

— Кто тут про дворянскую честь? — прорычал Ягупов. — Это опять ты, щенок? Зализанная душа! Я тебе покажу «дуэль»!

Огромный кулак нацелился на Сашино ухо, но бдительный Вениаминов, повис на левой руке Ягупова.

— Белов, уйдите с глаз! Идите к лодке! — кричал красный от натуги Бекетов, пытаясь вырвать из руки Ягупова бутылку.

— Рубанут язык! — вопил Ягупов. — Надька в крепости сидит… Дворянская честь… мать твою!