Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трепсвернон повернулся уходить. Пока спичка догорала, он вновь заметил женщину, ускользнувшую к другой стороне комнаты. Прикрывалась она не обязательно от Фрэшема – а от обнаружения. Пока спичка догорала, Трепсвернон успел признать белые, как соль, волосы.
– Полагаю, у вас все в порядке, мисс Коттинэм, – произнес он. Та прицыкнула языком и подтянула себе к подбородку какой-то предмет одеянья.
– Не совсем, – сказал Фрэшем, улыбнувшись из-под усов так, что зубы блеснули на свету, – ты ее смущаешь. Выпьешь?
Раздалось тффт пламени – то Фрэшем зажег лампу рядом с собой. Явила она стол с открытой бутылкой на нем и двумя бокалами. Двинувшись вперед, Трепсвернон слегка запнулся об одежду, разбросанную по полу. Мост мост мост. Голова у него раскалывалась.
– С вами все в порядке, мисс Коттинэм?
– В полнейшем, – донесся ответ, резкий и настороженный. Фрэшем расхохотался.
– Я бы сказал «прошу садиться», но, вероятно, твое общество не будет сейчас вполне оценено. Быть может, в другой раз.
– До завтра, Фрэшем. – Трепсвернон направился к лестнице.
– Никогда не устану от того, как ты произносишь мою фамилию, дорогой Трепсвернон. Фрэфф’м. Я у тебя получаюсь по звуку положительно шипучим.
Трепсвернон услышал приглушенный смешок мисс Коттинэм.
– Оставь его в покое, – укоризненно произнесла она, но сама смеяться не перестала.
Фрэшем продолжал:
– Выглядишь ты совершенно смехотворно – как будто воевал с живой изгородью. – Трепсвернон вновь сдвинулся с места, но Фрэшем опять окликнул его: – Совсем истаскан – рехнутая работенка, старик, рехнутая. И подумать, что лишь из-за моего маленького розыгрыша ты отправился на эту Ха-Ха-роуд. Ты же простишь меня, верно? – Трепсвернон не ответил ничего. Фрэшем, казалось, этого даже не заметил. – Особенно после того, как ты тягался умами с той пташкой. И я должен сказать, мне удивительно, что ты до сих пор в здании: с чего бы это, как ты считаешь, дорогуша? – Вопрос этот был адресован мисс Коттинэм. – Горбатишься сверхурочно? Решаешь собственные личные задачки? – И Фрэшем воздел руку и обвел ею полуподземное помещение, каковое занимал, свое маленькое царство.
– Желаю вам обоим доброй ночи, – произнес Трепсвернон.
– Мне было бы приятно, если б ты не стал заикаться о том, что с нами здесь столкнулся, – сказал Фрэшем. Говорил это он мягко, не умолял и не стыдился при этом, но некоторая острота в его тоне слышалась.
– Уверен, что было б. – Фрэшем взглянул на него. Затем, разгладив рубашку так, что она едва прикрыла ему колени, подступил к Трепсвернону. Тот сделал шаг назад, ближе к лифту, но обезбрюченный Фрэшем потянул его за руку и свел их обоих воедино в привольном объятии, как будто были они стариннейшими из друзей. Дыханье у него было сладким и чистым.
– Я имел в виду…
– Не обязательно отпускать шуточки насчет моего пришепетывания.
– Ты меня неверно понял! – Фрэшем отпрянул, обиженный, затем подступил вновь. – У моего дяди есть друг, у которого есть друг, – произнес он, и усы его щекотали Трепсвернону ухо, – кто знает кое-кого, знакомого с человеком из Британского музея. У него есть ключи. Ключи от комнат, каких ты себе даже вообразить не можешь.
– Поверю тебе на слово, – ответил Трепсвернон.
Фрэшем заговорщицки, мальчишески повел плечами. Прежде он таких протяженных разговоров один-на-один с этим презренным конторщиком не вел, и Трепсвернон ощущал, как помыкает и играет им чужая власть. Ощущал себя сплошь ранимым, уронимым.
– Наверняка ты об этом слышал, – продолжал Фрэшем. – В школе мы ни о чем другом и не разговаривали. Штуки прямиком из переводов Бёртона, Пизанус Фракси и все такое – скульптуры и прочее. – В другом углу комнаты Приправа натянула сорочку себе на плечи и суетливо занялась заколками. Казалось, Фрэшем совершенно забыл о ней и о том, что их обнаружили. – Там все, что не дозволяют видеть публике. – Фрэшем всматривался в лицо Трепсвернона. – Ну? Мы с дядей пустили в ход кое-какие связи, и завтра устраиваем частный просмотр! Дабы должным манером отметить мое возвращение в Большой Додон! – Он рассмеялся, не прикрывая рта. – Что ты на это скажешь?
– Ого-го вечер, судя по всему.
За свой вклад в беседу Трепсвернон заслужил еще один хохоток. Фрэшем, похоже, только и делал, что смеялся.
– Элизабет там будет, – произнес он, кивая на мисс Коттинэм. От Трепсвернона она держалась на жестком расстоянии, накрепко стиснув зубы.
– А София? – спросил Трепсвернон.
Фрэшем ухмыльнулся.
– Ну, э-э, определенные темы и виды деятельности, быть может, не лучшим образом предназначены для таких, как она. Такие вечера могут перерасти в некоторое буйство.
– Как будто это ее удержит, – фыркнула мисс Коттинэм. – Не она ли распродает собственную коллекцию? Вывезенную аж из диких и необузданных Степей?
– Но! – произнес Фрэшем, перекатываясь с носка на пятку. – Я вижу, что был нерадив! – Он сунулся так близком лицом к Трепсвернону, что тот бы мог его поцеловать, а ноги их плотно уперты друг против друга. Пахло от Фрэшема слегка пьяным, грудь гладкая, остуженная. Трепсвернон ощущал себя закопченнее прежнего. – Но ты же, по-моему, просто обязан вступить в наш развеселый отряд. Тряхни чем-нибудь, добрый мой дружище, – вечно ты выглядишь таким недовольным. Приятно было видеть тебя с выпивкой в «Обществе 1500 миль»… что скажешь? Тебе такое по душе? Найдешь там себе что-нибудь? Мой дядя умеет отличное празднество устроить, если уж возьмется.
Разумеется, еще и недели не прошло с тех пор, как Фрэшем вернулся в Лондон, а уже устраивает оргии в музее. Разумеется, сам будет стоять там полуголым, застукан не просто со спущенными штанами, но брюки его вообще через всю комнату от него, – и все равно будет торжествовать победу!
Глубины Трепсверноновых глаз опаляло цветом взрыва.
Полезно будет для его карьеры это нелепое приглашение принять. Мысль будила у него отвращение, но была она заведомо истинна. Окажись он во внутреннем, доверенном кругу Фрэшема, кто знает, какие новые будущности может припасти ему жизнь; что за бегства, какие желанные возможности?
– Это любезно с твой стороны, – сказал он.
– Стало быть, уговорились! Подходи к музею после полуночи – мы покажем тебе, как складывается расслабляющий вечер.
Мисс Коттинэм рассмеялась снова, и Фрэшем выдерживал взгляд Трепсвернона на много секунд дольше, нежели вообще было необходимо. Лампа фыркнула разок, и тени той сцены колыхнулись: конторщик Суонзби и полевой исследователь, один весь в засохшей крови и саже, а другой распаленный похотью к жизни, на миг – рука об руку в их уэстминстерском цоколе.
У – уверенный (прил.)