Ее Маман, такая отважная, избежавшая стольких опасностей, умерла, потому что с гребня холма скатился камень. Бессмысленная смерть. Насмешка богов.

– Вы уверены, что она умерла? Никаких сомнений? – Она кивнула. – Мне очень жаль, – тихо сказал Гальба. – А теперь идите. Мы поговорим позже.

Грей вывел ее из комнаты. Эйдриан проводил ее взглядом, но Гальба сидел, глядя в книгу, с абсолютно спокойным лицом.

Это Роберт шел рядом с ней и открыл дверь на лестницу, ведущую в подвал. Это Роберт утешал ее улыбкой, как будто все в этом мире правильно и хорошо.

Но всю дорогу она чувствовала хватку Грея.

Как правило, все тайное и неприятное делают с людьми в подвалах, думала Анник. Ничего удивительного, что Грей и ведет ее туда. Правда, он не был сырым и ужасным, скорее, это полуподвал. Коридор устлан ковром, на стенах обои с голубым цветочным узором. Все обманчиво заурядно. Только вот арочные окна, расположенные высоко на стенах, закрыты железными решетками, глубоко уходящими в кирпич.

Не сбежишь. Все предусмотрено. Она сама и все, что ей известно, теперь в полном распоряжении британской разведки. Закрытые двери по обеим сторонам коридора выглядели угрожающе.

– Там не комната для пыток. – Грей был раздосадован. – Слева – мастерские. На другой стороне – хранилища. Полные бумаг. Никакой подземной темницы в доме нет. Я не Леблан.

– Конечно, вы более хитроумны, чем он. Намного хитроумнее.

Анник обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. Грей открыл последнюю дверь справа и первым вошел в комнату. Она понятия не имела, что ее ждет, но все-таки не могла представить, чтобы Грей причинил ей боль. Или Роберт. Кем бы он ни был.

– Вы не настоящий. – Она стояла в пустом коридоре. Но бежать некуда. – Я рву сердце на части из-за обманщика. Марионетки. Я как девочка из сказки, влюбившаяся в фигуру на башенных часах. Порой я считала себя очень умной, но я глупа даже больше, чем грязна.

Он вернулся к двери. У него было лицо Роберта, но это не Роберт.

– Я не фигура на часах.

– Да. Вы не существуете. Вы ничто, месье Грей. Вы призрак, тряпка, хлопающая на ветру.

– Я Роберт Грейсон Монклер Фордем. Все, что я вам говорил, – правда. Мои родители, братья и сестры, дом в Сомерсете, озеро с форелью, пони, которого я научил трюкам. Я двадцать шесть лет был Робертом Фордемом. До существования Грея.

– Вы лгали мне. Вы до зубов набиты ложью. – Он улыбнулся, продемонстрировав эти зубы.

– Тогда мы с вами пара. Вы еще боитесь?

– Конечно, боюсь. Я не слабоумная, чтобы не бояться.

– Вы уже в безопасности. Вы знаете, что я не трону и волоса на вашей голове. Входите.

Он взял ее за руку и втянул в комнату, где, к ее удивлению, оказалась ванна. Сияющее чистая, роскошная и поразившая Анник больше, чем если б это была темница.

– Ванна, – глупо сказала она.

– Так оно и есть. Надеюсь, вы сочтете ее бесконечно успокаивающей.

– Я не хочу успокаиваться. Я хочу бежать.

Он засмеялся. Он предал ее, заманил в этот дом, сделал пленницей и теперь смеялся над ней. Он совершенно бессердечный, как фигура на башенных часах.

В комнате, обшитой панелями, было два арочных окна, тоже с решетками. Сквозь матовые стекла Анник не могла ничего увидеть, но, судя по расположению солнца, окна выходили на юг. Красный турецкий ковер покрывал черно-белую плитку. В камине только начинал разгораться огонь, рядом с ним стояло высокое зеркало на подвижной раме, в котором отражалась комната. Ванна оказалась большой, с высокими бортами овальной лоханью блестящего красно-коричневого цвета. Из стены выходили странные трубки с пробками на них.

– Выглядит как дорогой бордель, за исключением этого. – Анник жестом указала на трубки. – Похоже на часть пивоварни, которую я видела однажды в Мюнхене. Что вы с этим делаете?

– Лохань для мытья. Вы что, думаете, я варю тут заключенных в кипящем масле? – Грей открыл краны. Потекла вода, это было логично, хотя она не понимала, как ее греют. – Мой палач тренируется по средам на мелких животных. Так что вам придется иметь дело со мной. Если интересуетесь насчет воды, то за стеной находятся кухонная плита и бак с горячей водой. У меня хитроумный водопровод, чтобы слуга не бегали туда-сюда с ведрами.

Слуги, которых можно подкупить. Они подумали обо веем.

– Понимаю.

– Я и не сомневался. Ванна за минуту наполнится, а вы пока разденетесь. – Грей дрожал от страстного напряжения. Внутри у нее росло ответное напряжение.

– Вы думаете, что между нами все так просто? Вы скажете, и я разденусь?

– Я думаю, что между нами все чертовски сложно. И всегда так было. – Он закрыл краны и попробовал воду. – А почему?

Подойдя к ней, он повернул ее лицом к зеркалу.

– Будем делать все постепенно. Шаг за шагом. – Он стянул с ее плеч шаль и бросил на пол. – Это первый шаг.

– Зачем вы это делаете? Почему?

– Раздеваю вас? Безрассудство. Сумасшествие. Если вы хорошенько посмотрите на меня, то увидите, что я готов взорваться. Теперь снимем платье. Это следующий шаг. Сколько же узлов тут надо развязать. Остановите меня, если у вас есть возражения.

– Я даже не знаю, чего вы от меня хотите.

– Вы это поймете, вы же умная девушка.

– Я не имею в виду сейчас, здесь. Я имею в виду…

Анник сделала ошибку, посмотрев в зеркало. Оно показало ей совершенную оборванку с приоткрытым ртом и вытаращенными глазами. Роберт тоже был в зеркале. Его пальцы, словно шелк, касались ее спины, расстегивая платье.

– Как вы можете быть сразу обоими? – Ее голос стал молодым и смущенным. – Роберт, как вы можете быть Греем? Я смотрю, смотрю на вас, это вы оба, и я думаю, что умру от этого.

– Маловероятно.

– Я не могу делать это с вами, когда не знаю, кто вы. – Но она лгала. Не имело значения, кто из них заставлял ее так себя чувствовать.

– Давайте выясним, сможете ли? – Грей занимался узлами.

Она этого не хотела. Она жаждала этого всем сердцем. И в голове у нее была абсолютная пустота.

Он развязал последний узел. Распахнул ее платье, отвернув края, словно лепестки, и потянул вниз. Не торопясь. Платье соскользнуло с нее длинной темной колонной.

– Вы не можете представить, как я ненавижу это платье. Я хотел сорвать его каждую минуту с утра до вечера. Я мечтал об этом.

– Роберт не хотел этого, – хрипло сказала она.

– Роберт хотел этого до зубной боли. – Он спускал с ее плеч рубашку, постепенно открывая грудь. – Я – Роберт. Я знаю.