Аня, однако, вся подобралась.

— Да нет, это у нее, похоже, конфликт со мной, — возмущенно заговорила медсестра. — Кто дал ей право оскорблять меня в присутствии пациентов? Сегодня она выгнала меня из перевязочной!

Главврач недовольно повернулся к Ане.

— Что там у вас опять случилось? — ворчливо спросил он.

— Я отношусь к своим пациентам бережно и уважительно, — начала Аня. — А медсестра Степанова между тем позволяет себе относиться к ним грубо — она попросту кричит на больных. Вот я и сделала ей замечание, — твердо продолжила Аня. — Замечание, как мне представляется, заслуженное и правильное. Не нравится — пусть работает в другом месте. Здесь больные люди, однако она им беспрестанно заявляет: «Терпите! Подумаешь, больно…» — нежности, дескать, развели… Что это, Артур Маратович? Я считаю, Степанова таким образом расписывается в своем неумении выполнять необходимые процедуры и, значит, в своей слабой профессиональной подготовке. Раз так, пусть тренируется на лабораторных крысах. Но не на пациентах!

Последние слова Аня сказала, повернувшись к медсестре.

— Но пациент был истеричен, я же не виновата, что у него повышенная чувствительность, — категорично заявила та.

— Вовсе нет, — хладнокровно возразила Аня. — Проблемы не у него — у вас. Когда я вводила в абсцесс легкого раствор антибиотика шестилетней Оленьке, она сидела спокойно, разговаривала и даже улыбалась. На следующий день она уже не боялась идти в перевязочную, без слез и страха усаживалась на очередную пункцию. А потом… Что вы там с ней вытворяли за время выходных, я, к счастью, не знаю, однако ребенка почему-то спешно забрали родители — девочка отказывается подходить к больнице на пушечный выстрел, буквально заходится в истерике!.. — Аня судорожно перевела дыхание. — Короче, сейчас, в присутствии Артура Маратовича, я категорически требую, чтобы вы даже не приближались к моим пациентам!

— Все-все-все, — примиряюще вмешался главврач, — успокоились, инцидент исчерпан. Степанова, вы слышали? Постарайтесь работать без скандалов и, кстати, пока ассистируйте-ка другим врачам. А Анна Сергеевна пусть сама найдет себе подходящего помощника. Не так ли, Анна Сергеевна?

— Найду, — быстро ответила она. — Поставьте в мою смену Илясову, она с детьми хорошо ладит.

Степанова вскочила и выбежала из кабинета, хлопнув дверью.

— Спасибо за поддержку, — поблагодарила Аня начальника.

— А что там с вашей пациенткой Оленькой? — засуетился Артур Маратович. — Почему я ничего не знаю? Ее так и выписали с абсцессом легкого?

— Я перевела ее на дневной стационар, — пояснила Аня.

— Разве абсцесс можно вылечить дома? — засомневался тот. — Не рискуете, Анна Сергеевна?

— Я хожу к ней домой, там делаю пункции. Возвратить ребенка сюда, в больницу… я вижу в этом серьезный риск для ее психики.

Главврач усмехнулся.

— Уважаю ваше решение, Анна Сергеевна, — одобрил он. — Сами решились? Или родители упросили?

— Родители. — Она грустно улыбнулась. — Девочку жалко…

Все произошло очень быстро. Катя толком и не осознала, как и когда в нем произошли перемены.

Только что сидели, слушали музыку. Максим положил ей ладонь на плечо, потом спустился до талии. И вдруг его руки стали жесткими, крепко, до боли, сжали ее. Одной рукой он удерживал порывающуюся Катю, другой — расстегивал ей джинсы. С тугой пуговицей никак не удавалось справиться. Кое-как она смогла вырваться, но он снова схватил ее и прижал к стене. В этом положении ему даже удобнее оказалось справиться с ней — противная пуговица наконец поддалась…

Его ладонь проникла Кате под джинсы, неприятно скользнула между ног. Тогда она закричала, так, что собственный голос не узнала. Бесполезно. Соседи, всегда начинавшие звонить и колотить в дверь в те минуты, когда музыка казалась им чересчур громкой, в этот раз не отреагировали на пронзительные женские крики.

Гораздо больше, чем действия Максима, Катю испугала собственная беспомощность. Она была физически слабее и не могла справиться с тяжелым телом, навалившимся на нее сверху. Господи, да он тяжелее ее килограммов на тридцать!.. Она не могла столкнуть Макса с себя, только судорожно сжала ноги.

Максим попытался стащить с нее джинсы, но пальцы его безрезультатно скользили по плотной ткани, туго обтягивающей бедра. Макс пыхтел, пытаясь разжать-таки ноги, и сосредоточенно молчал. Она тоже перестала кричать — на крики уходит много сил, а сейчас важнее всего сконцентрироваться на сопротивлении.

Все происходящее казалось ей кошмарным сном, длящимся целую вечность. Сон. Сон, которому по всем законам жанра пришло время рассеяться. Но кошмар продолжался.

Макс становился все тяжелее, издавал какие-то отвратительные хрюкающие и рычащие звуки, заламывал ей руки. Катя вырывалась изо всех сил, но не получалось даже шевельнуться. Что будет, когда она устанет, когда у нее совсем не останется сил? Она старалась об этом не думать, не отвлекаться на жуткие мысли о том, что он еще может устроить ей…

Похоже, Макс тоже устал. Но кто сдастся первым? Катя повернула голову. На журнальном столике лежал ее мобильник. Путь к спасению!

Она совершила такой невероятный рывок, что ей удалось отбросить Макса на приличное расстояние, потянулась к телефону, но он снова схватил ее. Макс не заметил в ее руках мобильника. Они скатились с дивана на пол. Катя оказалась снизу. Он вновь придавил ее.

…Эмоций уже не было. Никаких. Они словно отключились, чтобы не создавать помех, не мешать самим себе и не тратить запасов драгоценной энергии. Катя сейчас не чувствовала ни страха, ни злости, ей казалось, что она проваливается в пустоту, а потолок расплывается серым пятном, похожим на мельтешение миллиарда черных точек-мушек, — потолок наваливался на нее, и стен не было вовсе.

Она поняла, что теряет сознание, но все еще старалась удержать его, сохранить ясность в голове, чтобы окончательно не очутиться во власти Максима. Но что-то густое и серое продолжало обволакивать, затягивая в никуда.

…Тишину комнаты, нарушаемую лишь бараньим пыхтением Макса, разрушил резкий звонок, потом еще один, снова и снова. Макс отпустил безжизненное тело девушки, забился в угол. В дверь опять позвонили. Максим заметался по квартире, бросился из одной комнаты в другую. Катя слабо пошевелилась, начала приходить в сознание, однако самостоятельно встать не смогла — сил на это не было.

Максим затих, надеясь, что за дверью, возможно, решат, что дома никого нет, и уйдут. Осторожно посмотрел в глазок. Жека и Санька. Макс замер — парни явно не собирались уходить. Максим хорошо слышал через дверь нетерпеливое сопение, переминание с ноги на ногу и неразборчивые голоса друзей. О чем они говорили, он не расслышал.

И вдруг раздался звук сотового телефона.

От неожиданности Максим присел, но, сообразив, что телефон звонит здесь, в Катиной комнате, вбежал туда, где она была. Но опередить ее не успел. Телефон уже был зажат в руке у Кати, она нажала кнопку и тихим отчетливым голосом сказала: