Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставшись в гостиной один, Эндрю стал просматривать альбом. На каждой странице красовалась фотография какого-нибудь военного с указанием звания, подразделения, списка совершенных им преступлений; кое-где были надписаны настоящие имена ребенка или детей, которых присвоил этот человек. В конце был список пяти сотен малышей, чьи родители пропали без вести. Слово «опознан» стояло только против пятидесяти имен.
Луиза и Мариса быстро вернулись. Мариса дала понять Эндрю, что ее тетя устала и что им пора прощаться.
Эндрю поблагодарил Луизу и пообещал держать ее в курсе своего расследования.
Мариса вела машину молча, но нервно. На перекрестке она отчаянно загудела грузовику, не уступившему ей дорогу, и не пожалела для водителя ругательств, из которых Эндрю, свободно владевший испанским, понял далеко не все.
— Я чем-то вас расстроил? — обратился он к Марисе.
— Оставьте свой напыщенный тон, сеньор Стилмен, я ведь в баре работаю. Кстати, я люблю, когда со мной говорят прямо.
— Тетя сказала вам что-то, не предназначавшееся для моих ушей?
— Понятия не имею, о чем вы, — отрезала Мариса.
— Она позвала вас в кухню помочь вымыть стаканы, но вы бросили их на столе.
— Она посоветовала мне не доверять вам, потому что вы знаете больше, чем говорите, а раз вы что-то скрываете, то полностью доверять вам нельзя. Ведь наше с вами знакомство в гостиничном баре не было случайным? Не советую врать, а то вам придется возвращаться на такси и впредь обходиться без моей помощи.
— Вы правы, я знал, что ваша тетя — одна из матерей площади Мая и что через вас можно установить с ней контакт.
— Я послужила вам приманкой? Ничего себе! Как вы меня нашли?
— Ваше имя фигурировало в переданном мне досье, там же значилось ваше место работы.
— Откуда в этом досье мое имя?
— Об этом я знаю не больше, чем вы. Пару месяцев назад моя главная редакторша получила конверт со сведениями об Ортисе и об одной исчезнувшей супружеской паре. В письме Ортис обвинялся в соучастии в их убийстве. Там же было указано ваше имя, ваша родственная связь с Луизой и стояла особая пометка, что вам можно доверять. Оливию Стерн — так зовут главного редактора — это расследование сильно заинтересовало, и она поручила мне разузнать все об Ортисе и пролить свет на мрачные годы аргентинской диктатуры. Через год печальная годовщина — сорок лет с момента ее установления, об этом будут писать все газеты. Оливии захотелось обскакать конкурентов. Мотив, по-моему, понятен.
— Кто прислал вашей главной редакторше эти материалы?
— Она сказала мне, что отправитель — аноним, но сама информация имеет достаточно документальных подтверждений, чтобы принимать ее всерьез. Пока что все подтверждается. У Оливии полно недостатков, у нее дурной характер, но она настоящий профессионал.
— Похоже, вы с ней два сапога пара.
— Вы заблуждаетесь.
— Я бы не звала своего хозяина по имени.
— А я зову — это привилегия возраста!
— Она моложе вас?
— Да, на несколько лет.
— Ваша начальница — женщина моложе вас. Представляю, как страдает ваше самолюбие! — засмеялась Мариса.
— Вы отвезете меня в архив, о котором упомянула ваша тетя?
— Если я — водитель, выполняющий приказы хозяина, то это должно соответственно оплачиваться, сеньор Стилмен.
— И вы еще толкуете о моем ущемленном самолюбии?
Марисе пришлось заехать в автомастерскую: у «жука» провис и высекал на ходу искры глушитель, а двигатель стучал так, что можно было оглохнуть.
Пока механик пытался как-то поправить положение — на новый глушитель у Марисы все равно не хватало денег, — Эндрю отошел в сторонку и набрал номер редакции.
Оливия была на совещании, но ее помощница попросила Эндрю подождать на линии.
— Какие новости? — спросила Оливия, шумно переводя дыхание.
— Неважные, хуже, чем в прошлый раз.
— Расскажите толком.
— Рассказать совершенно нечего, — бросил Эндрю, злясь на себя за эти опрометчивые слова.
— Я убежала с совещания, а вы…
— Мне потребуется прибавка.
— Я вас слушаю. — Оливия уже стучала ручкой по столу.
— Две тысячи долларов.
— Вы шутите?
— Петли надо смазать, иначе двери не откроются.
— Получите половину. И ни доллара больше до вашего возвращения.
— Попробую уложиться в эту сумму, — ответил Эндрю, надеявшийся на меньшее.
— Вам больше нечего мне сказать?
— Завтра я отбываю в Кордову. Есть все основания считать, что наш человек прячется там.
— У вас есть доказательства, что это он?
— Надеюсь, я взял верный след.
— Как только будут новости, звоните. Можете прямо домой. У вас есть мой номер?
— Где-то записан.
Оливия повесила трубку.
Эндрю нестерпимо захотелось услышать голос Вэлери, но он не стал беспокоить ее на работе, решив позвонить вечером.
Механик заверил Марису, что машина может еще немного побегать: он сделал все возможное, чтобы она продержалась еще добрую тысячу километров. Дыра заварена, глушитель закреплен. Мариса стала искать в карманах деньги, Эндрю сунул механику пятьдесят долларов. Тот рассыпался в благодарностях и даже распахнул для Эндрю дверцу.
— Напрасно вы это сделали, — процедила Мариса, садясь за руль.
— Считайте это моим скромным вкладом в расходы по поездке.
— Хватило бы и половины! Вы сваляли дурака.
— Зато вы видите, насколько мне важна ваша помощь, — парировал с улыбкой Эндрю.
— О какой поездке вы упомянули?
— В Кордову.
— Вы еще упрямее, чем я. Пока вы не совершили эту глупость, держите адрес: это ближе Кордовы.
— Куда мы направляемся?
— Я — домой, переодеться. Мне вечером на работу. А вы возьмете такси. — Мариса протянула ему листок. — Это бар, завсегдатаи которого — бывшие партизаны-монтонерос. Ведите себя там поскромнее.
— Как это?
— За одним из столиков вы увидите троицу, режущуюся в карты. В их компании был четвертый, но он так и не вышел из застенков ЭСМА. У них теперь ритуал: каждый вечер они возобновляют ту некогда прерванную партию. Вежливо попросите у них разрешения занять пустое место, угостите их разок, потом разок им проиграйте — этого требуют приличия. Если вам будет слишком везти, они вас прогонят, будете играть плохо — кончится тем же самым.
— Что за игра?
— Покер. Они объяснят вам особенности своей версии. Когда завоюете их симпатию, обратитесь к лысому бородачу Альберто — это один из немногих счастливчиков, выживших в концентрационных лагерях. Он побывал в лапах у самого Фебреса. Как многие выжившие, он никак не избавится от чувства вины, и ему очень тяжело говорить о прошлом.