В сырой и хмурый день парижской зимы 1823 года после Пешта, и Вены, и Мюнхена, и Аугсбурга, и Штутгарта, и Страсбурга господин Адам Лист с двенадцатилетним сыном Францем добрались наконец до Парижа и остановились в отеле «Англетер», что расположен был на улице Мэль нынешнего правобережного торгового квартала Сантье. В старину весь квартал называли по названию улицы – Мэль. Улица же носила в свою очередь название французской игры «мэль»: шары, деревянные молотки, нечто вроде крокета. Улица эта и была проложена в 1636 году на месте площадки для игры в мэль, разместившейся в свою очередь у края укрепленной стены времен Карла V. На этой старинной улице и сегодня можно обнаружить два старинных дворца XVII века (это дом № 5 и дом № 7). Но конечно, выбор господином Листом гостиницы «Англетер» и улицы Мэль определила не благородная старина этих мест, а тот факт, что как раз напротив гостиницы стоял дом фабриканта господина Эрара, чье имя должен был прославить двенадцатилетний сын господина Листа – Франци, или Францль, как ласково звали его родные. Почему они не звали этого мальчика, ставшего со временем знаменем венгерской культуры и пылким патриотом Венгрии, простым венгерским именем Ференц, объяснялось просто: мать Франца Анна Лагер была австриячка с примесью баварской крови, да и отец Адам Лист (вероятно, поначалу семейная фамилия была Лишт) был из немцев и довольно плохо знал венгерский язык. Понятно, что все эти этнические подробности, столь существенные для нынешних националистов, не могли помешать Ференцу Листу быть пылким патриотом Венгрии, нежно обращаться к ней из своего «прекрасного далека»: «О, мое далекое дикое отечество!» – и быть в то же время истинным парижанином, связавшим с французской столицей первую четверть века своей молодой жизни. Что не мешало ему в свою очередь обожать Италию, и Рим, и Тиволи, и любить Германию, особенно знаменитый Веймар, где он провел столько лет…

И все-таки с какой же целью прибыл в Париж господин Адам Лист и отчего встал он на постой в такой близости от дома фабриканта месье Эрара? Дело в том, что старый месье Себастьян Эрар и его сын были музыкальные мастера. Это они усовершенствовали арфу и создали современную фортепьянную клавиатуру. Ну а фортепьяно было главным занятием маленького Ференца Листа, который в свои двенадцать был не просто пианистом, а уже, можно сказать, настоящим виртуозом. Он был, что называется, вундеркиндом и первый свой публичный концерт дал на родине девяти лет от роду. Так что малолетний гений мог прославить не только себя, но и бесценную продукцию месье Эрара.

В Вене Ференц брал уроки фортепьяно у ученика Бетховена знаменитого Черни и у столь же знаменитого, но, увы, право же, неповинного в смерти Моцарта господина Сальери. И заслужило мастерство маленького Листа похвалу самого Людвига ван Бетховена. В Париже господин Адам Лист хотел отдать своего сына для продолжения образования в парижскую консерваторию музыки, открытую в годы революции и уже успевшую в атмосфере бурного времени несколько раз сменить свое название. Конечно же господин Лист заручился самыми лучшими рекомендациями, в том числе и отзывом канцлера Меттерниха (талант и мастерство «маленького Листа», как звала его пресса, успели заслужить высочайшие похвалы в нескольких столицах). И вот отец с сыном явились в знаменитое здание консерватории на улице Консерватории, близ улицы Фобур-Пуассоньер (ныне там, впрочем, находится консерватория драматического искусства, а музыка перебралась на Мадридскую улицу). Отец и сын прошли через роскошный вестибюль с колоннами, поднялись по мраморной лестнице, заглянули в «помпейский» зал, знаменитый своей акустикой, и наконец попали в кабинет самого маэстро Луиджи Керубини, славного композитора, стоявшего во главе консерватории и, по единодушным отзывам, бывшего при всем своем музыкальном даровании довольно вздорным администратором. Во всяком случае, по отношению к «маленькому Листу» он повел себя как настоящий самодур и отказал ему в приеме, даже не пожелав его выслушать. Зато рекомендации Меттерниха произвели хорошее впечатление на людей, близких ко двору Людовика XVIII, и маленький виртуоз был тут же приглашен играть у герцогини дю Берри, а потом у самого герцога Орлеанского, будущего короля Франции Луи-Филиппа. После такого дебюта его с неизбежностью пригласили выступить еще в тридцати лучших домах Парижа времен Реставрации.

Чтобы дать хоть самый слабый намек на обстановку концертов, напомню, что кавалеры в ту пору еще носили напудренные парики и что из обслуги мадам дю Берри на концерте малолетнего гения присутствовали два капеллана, две фрейлины, одиннадцать компаньонок, паж, главный конюший, два интенданта, секретарь, два постельничих, пять кастелянш, два концертмейстера, четыре врача, ветеринар, два дантиста, два хранителя медалей и один хранитель картинной галереи, контролер свечного освещения и продснабжения, камеристки и еще и еще – всего 69 человек. Меньшим штатом герцогине было не обойтись. На концерте были также высочайшие гости, все такие, что выше некуда. И вот зал затих, зажжены свечи и раздался первый аккорд…

Как он играл, «маленький Лист»? Некий Мартинвиль сообщал назавтра в газете «Белое знамя», что, по его наблюдению, дух Моцарта вошел в тело «маленького Листа». Может, так оно и было. Ну а после концерта в зале Лувра Париж объявил «маленького Листа» первым пианистом Европы. За концерт ему платили сотню тогдашних франков, так что «маленький Лист» кормил семью. За Парижем последовали Лондон и двор короля Георга IV и еще, и еще… Когда Ференцу было 16, умер отец, и мать поселилась с ним в Париже, на площади Монтолон близ нынешнего метро «Пуассоньер». В свои шестнадцать Ференц был высокий, красивый юноша с длинными, черными, прямыми волосами и зелеными глазами. Очень скоро женщины стали находить его неотразимым, но как раз в ту пору он переживал юношеский кризис, который принял у него форму религиозного экстаза. Он был вообще, как и его отец, человек глубоко верующий и в то же время человек очень влюбчивый, переживший множество романов. Одни писали о нем «цыган и францисканец», другие называли его «донжуаном в сутане». Впрочем, все это стало очевидным позднее, а пока, освободившись на время от восторженных молитв и музицирования в церкви Сен-Венсан-де-Поль, молодой Лист начинает давать уроки, ибо надо было зарабатывать на жизнь. Первой его ученицей стала шестнадцатилетняя прелестная аристократка Каролина де Сен-Крик, дочь министра торговли и пэра Франции. Молодые люди разучивают дуэты и любовные романсы, говорят о литературе. Больная, почти уже умирающая мать Каролины, присутствовавшая на всех уроках, умиленно наблюдала невинный этот роман и заклинала мужа «не мешать их счастью». Графиня умерла в июне 1828 года, и уже через месяц граф сообщил, что он решил выдать Каролину за графа Артиго и что юному Листу рассчитывать не на что.

Позднее в рассказе, написанном вместе со своей новой любимой – литераторшей, Лист утверждал, что горю его не было границ. На самом-то деле он довольно скоро утешился и начал снова давать уроки. Романтический стиль эпохи требовал безудержности чувств, и не только в любви, но и в дружбе. К году революции, 1830-му, Лист с матерью переезжают на рю де Прованс в нынешний квартал Сен-Лазар. К этому времени относятся знакомство Листа с Берлиозом и, конечно, пылкая дружба. В начале декабря Лист присутствовал в зале консерватории, где исполнялась «Фантастическая симфония» Берлиоза. Присутствовавшие на прослушивании рассказывали, что во время исполнения этой «программной» симфонии его друга Лист то и дело начинал аплодировать, бурно выражал свой восторг, а по окончании утащил Берлиоза к себе домой на рю де Прованс – ужинать. Симфония эта оказала огромное влияние на Листа, начавшего после этого сочинять «Революционную симфонию», посвященную генералу Лафайету.