Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мужчина открывает противоположную дверь, сдерживая гнев, усаживает ребенка в детское автокресло.
— Вам следует придержать язык, Олесенька. Ясно?
Угрожает, что ли?
Эмин занимает водительское место, заводит мотор и включает магнитолу. Разговаривать больше не хочет? Ладно. Потом еще спасибо скажет, когда будет раздавать указы не псам Громова, а якутским стражам. Когда будет повелевать ценными алмазами.
Я тоже недовольно пялюсь в окно, а как замечательно начиналось утро.
Мы проезжаем серые заборы самой невзрачной улицы частного сектора и уже через несколько минут я вижу высоченные железные врата в преисподнюю Громова. Лидера группировки и соседа по совместительству, врагу не пожелаешь находиться с такими людьми ближе, чем на параллельном континенте.
У ворот по асфальту, как всегда, парят безымянные наемки в черном, обходят владения по периметру, замечают наш кроссовер. Двое останавливаются, чтобы открыть нам ворота, остальные продолжают нести службу.
Артём надежно бережет свою душонку, ведь главная цель конкурентов — глава. Хотя все прекрасно знают, что в любой группировке существует специальный человек, такой как Эмин, который на самом деле управляет бойцами.
Громов в основном распоряжается казной и жизненно важными делами. Тем более после женидьбы. Стало быть, пускать слюни на рудник Хамаровых для него крайне необходимо как воздух.
Я снимаю ремешки на детском кресле, но отец-Чудовище решает заглушить двигатель и лично взять Лариску на руки. На улице я поправляю пиджак и застегиваю верхнюю пуговицу, что так дерзко проигнорировала, пока находилась на территории Эмина. Сейчас пальцы будто сами потянулись.
Буравят. Осматривают издали меня голодные наемники.
Эмин тоже замечает их интерес, но ничего не говорит, он уверенно шагает спереди, я не отстаю и двигаюсь следом. Наблюдаю, как Лариска маленькими кулачками дергает отца за волосы, угукает, облизывает ему висок. Она непоседа, и снова, и снова норовит стянуть с себя капюшончик, но Эмин терпеливо поправляет.
Дверь в особняк медленно распахивается, и я вижу на пороге самого хозяина. Артём сегодня утром тоже бодр, Вероника идеально отгладила его рубашку. Он прячет руки в карманах, довольно встречая Лариску и Эмина.
— Все старшие бойцы уже здесь, Гром?
— Здесь, одни вы задержались. — Легкая улыбка сходит на нет, когда Громов переводит внимание с Лариски на меня. — Теперь понятно почему, зазноба все утро губы малевала?
Я становлюсь рядом с Эмином и для надежности укладываю свою ладонь ему на плечо.
— С чего это вы решили?
— Да твою помаду с Аляски видно! Еще и зубы красные.
Громов думает, что шутка удалась и смеется. У меня физиономия каменная. Языком скольжу по зубам. Эмин благосклонно наблюдая за нами, решает прервать диалог и вместе с Лариской идет внутрь дома. Я, естественно, за ним, но искоса контролирую Громова.
В просторной гостиной на трех диванах расселись мужчины с выражениями лиц хуже, чем у любого страшилы из фильма ужасов. Такие бывалые, с суровыми глазами. У одного шрам во всю щеку, что я невольно дотрагиваюсь своей и испытываю дискомфорт.
А у окна изящно сложив ручки, стоит она. Вероника Сергеевна с заплетенными волосами и закрытом бежевом платье. Но это не так важно, я смотрю на ее губы, едва приправленные блеском. Зато я пикантней.
Вероника вежливо здоровается, тянется к Лариске, чтобы забрать ее у Эмина. Будто считывает мое немое, ласково, но официально говорит:
— Собрание не место для ребятишек. Я отнесу малышку наверх и присмотрю. Не волнуйся Олеся, моя дочь тоже здесь.
— Я не волнуюсь. Бери.
Ни капельки не удивлюсь, если поутру на ладонях Вероники вскочат волдыри от моего взгляда. Не поймите меня неправильно просто мы в доме Громова и фиг бы я отдала своего ребенка, если не Эмин. Что подтвердил настояние Вероники.
Женщина с Лариской на руках, как лебедь белая плывет по лестнице на второй этаж, оставляя за собой шлейф сладкого аромата.
Артём уселся на одно из пары кресел по центру, другое, видимо, уготовано для Эмина.
— Будьте любезны, Олеся Викторовна.
Ой. Я теряюсь, когда Громов указывает на место всеобщего внимания и оборачиваюсь к Эмину. Тот, подельничек, кивает, мол иди-иди.
И я иду. До скрипа зубного стискивая челюсть, иду. Отвоевывать честь нашего семейного рудника. Сажусь. Складываю руки на подлокотники, напрягаю ноги. Кажется, вот-вот и Громов пустит по сиденью ток.
Эмин с легким намеком на иронию скрещивает руки на груди и умещается на широкую боковинку дивана. Расположится по-человечески как все, ему неохота.
Громов берет со столика пачку документов и шариковую ручку.
— Помнишь, Олеся Викторовна, ты обещала мне отдать рудник взамен на вашу свадьбу с Замутом?
Ах, вот для чего нужно было это сборище? Артём решил спросить с меня. При всех. Думает, что сможет подавить не только диктаторским тоном, но и десятью парами озлобленных глаз.
А мне без разницы, я растворяюсь. Не моргаю. Я вижу лишь сияющие карие, те, что принадлежат Эмину. Что есть сил сжимаю пальцами подлокотники.
— Помню.
— Хорошо. — Твердо продолжает Громов, постукивая ручкой по листам. — Я выполнил условия со своей стороны. Пора и тебе за слова ответить.
Я продолжаю смотреть на Эмина, находя в нем спасение. Он действует лучше любого успокоительного. Эмин расслаблен, значит, и мне не о чем беспокоиться.
— Вы говорите так, будто моего брата уже нет в живых. Не забывайте, я не могу претендовать на рудник, пока Айхан является владельцем.
— А это я авансом. Видишь? — Он протягивает руку, забитую татуировками, и указывает на Эмина. — У меня есть ликвидатор. Ты в курсе кто такие эти люди? Замут убьет Айхана. Лично расправится с особой жестокостью.
Как неприятно. Господи. Артём снова напоминает мне кем является Эмин на самом деле. Тяжело осознавать факт, что у моего мужчины словно две души. Он заботливый отец и внимательный любовник. Землю грызть будет, но принесет в дом самое лучшее. И в то же время Эмин — бандит. В его дела лучше носа не совать вообще, чтобы не помереть от ужаса. А я почти начала привыкать.
Крепче впиваюсь в подлокотники, царапаю ногтями дорогую кожаную обивку.
— Не удивили. Вы же привыкли играть в людские жизни как в шахматы.
Громов искусный манипулятор. Психолог. Он с легкостью может определить слабые стороны человека и надавить побольнее. А уж если соединить его с Эмином вместе, то эти два мужчины заставят плакать даже каменную глыбу.
И это сейчас не метафора. Ведь у каменной глыбы совести придется в разы больше, чем у меня. Ее можно задеть за чувство вины. Хуже мнения, чем сложилось у незнакомых бойцов и Громова обо мне, уже не будет.