— Ты знала, что мистер МакКенна занимался бегом?

— Нет. Но у него было полное право бегать в тот вечер. Мы же не хозяева дороги.

— Дебора, — не отставала Джил, — ты указала свое имя в протоколе.

У Деборы не было сил защищаться. Кроме того, ей нужно было убедить Грейс.

— Если мы все делали правильно, если ты все делала правильно и человек выбежал из лесу на дорогу перед машиной…

— Похоже на самоубийство, — пробормотала Джил.

—.. это значит, что он тоже виноват.

Грейс поникла.

— Он не может быть виноватым. Он умер. И вообще, почему это всегда виноват кто-то другой?

— Дебора! — громко прервала Джил, явно зациклившись на факте обмана. — Ты понимаешь, что наделала?

— Как я могла поступить по-другому?! — закричала Дебора. — Разве у меня был выбор? Для Грейс последствия были бы намного серьезнее.

— Можно подумать, сейчас все хорошо, — снова заплакала Грейс. — Ты хотела взять всю вину на себя. Но теперь, когда полиция говорит, что ты не виновата, хочешь переложить вину на мистера МакКенну. А я? Я отвратительно пробежала на соревнованиях, а все твердят: «Бедняжка, у нее была тяжелая неделя». Я завалила контрольную по французскому, а учительница говорит: «Бедняжка, у нее был тяжелый день». Она стерла мою двойку в журнале. Она не всегда идет на уступки. Почему меня все жалеют?

Дебора не знала о контрольной по французскому. Самое обидное было то, что Грейс ей ничего не сказала. Раньше дочь все ей рассказывала.

— Знаешь, чем я сейчас занимаюсь? — спросила Грейс, кивнув на ноутбук. — Это сочинение по английскому, которое я сдала сегодня утром. Оно настолько плохое, что мистер Джонс нашел меня в школе, прежде чем я ушла, и попросил переписать. И это после того, как меня отыскала миссис Уолш и спросила, не хочу ли я поговорить. Я не захотела. Поэтому, пожалуйста, не проси ее подходить ко мне снова. А мистер Джонс? Он говорит, что компьютер позволяет писать столько черновиков, сколько мы захотим, и что если ученик пишет сразу в чистовик, это о чем-то говорит.

Дебора прижала руку к груди.

— И о чем это говорит?

— Что оценки ничего не значат. Это просто закорючки на бумаге. Они не имеют никакого отношения к реальности.

— Имеют, — сказала Джил, которая не была сторонницей старшей школы. — Они определяют твою позицию. Неверная позиция ограничивает выбор.

«Именно этого я не хотела для своей дочери, — подумала Дебора. — И именно поэтому сделала то, что сделала после аварии».

Но Грейс уже смотрела на тетю.

— Ты молодец. Это место пользуется огромным успехом.

— Но здесь нужно много работать, о многом беспокоиться, и возможно, если бы у меня был партнер и я могла разделить этот груз, было бы лучше. Может быть, это и не имеет ни малейшего отношения к моим плохим оценкам в старших классах, но все- таки стоит задуматься, не так ли? — Она снова повернулась к Деборе. — Препятствование отправлению правосудия! Дача ложных показаний!

— Джил! — возмутилась Дебора. — Это не совсем то, что мне хотелось бы сейчас услышать. Я хочу поговорить с Грейс об ограниченном выборе.

— И я хочу, — сказала Грейс. — Я хочу спросить, почему я должна становиться врачом?

Дебору словно ударили.

— А ты не хочешь?

— Не знаю. Но что будет, если я стану кем-то другим?

— Мне казалось, тебе нравится биология.

— Нет, мама. Биология не мой любимый предмет. В следующем месяце мне придется сдавать тест для поступления в колледж, и скорее всего я напишу его не очень хорошо. Но ты говорила, что мечтаешь о том, чтобы мы с тобой работали вместе.

— Это моя мечта, — согласилась Дебора, — но я думала, что ты тоже этого хочешь.

— Теперь это может оказаться невозможным. Никто не согласится лечиться у врача, который сбивает людей на дороге. Меня могут не взять в медицинский колледж.

Дебора бросила на Джил быстрый взгляд, прежде чем ответить:

— Вот поэтому я и заполнила бланки протоколов именно так.

— Но обман выйдет наружу, — плакала Грейс. — Как у Пиноккио, обман всегда выходит наружу, и ты ничего не можешь с этим поделать, нравится тебе это или нет. Ты всегда мне это говорила, и посмотри, что произошло. Теперь обо всем знает тетя Джил.

— Тетя Джил никому не расскажет, — сказала Джил.

— Ты можешь никому не рассказывать, — с упреком сказала Грейс, — но ты совсем не умеешь врать. Ты говоришь то, что думаешь, просто не можешь удержать язык за зубами. Ты самый честный человек, которого я знаю.

Джил наклонилась вперед, опершись ладонями о стол.

— Вообще-то у меня есть один секрет. Я беременна.

Грейс раскрыла рот.

— Ты?

— Именно.

— Мы знаем отца?

Джил покачала головой.

Глаза Грейс раскрылись еще шире.

— А дедушке известно, что ты беременна?

— Пока нет. И не говори ему. Он будет в ярости.

— Но это же ребенок, — сказала Грейс и повернулась к Деборе. — Ты знала? И ничего мне не сказала?

У Деборы было много причин чувствовать себя виноватой, но только не в этом случае.

— Джил попросила молчать. Я умею хранить секреты.

На Грейс это не произвело впечатления.

— И ты считаешь, это разумно? То есть я сижу здесь, делаю каждый день уроки, а она в это время поднимает и таскает тяжести. Ты не подумала, что я тоже должна знать?

— С этой точки зрения выходит, что должна, — согласилась Дебора и повернулась к сестре. — Джил, почему ты ей не сказала?

— Она не могла, — возразила Грейс. — Судя по всему, она на первом триместре, потому что все еще стройная, а никто так рано не объявляет о своей беременности, чтобы не сглазить.

— Кто тебе это сказал?

Грейс поморщилась.

— Ты думаешь, что у нас в школе нет беременных? С богатыми людьми это тоже случается, мама.

Дебора не ответила. Ее удивили не столько слова дочери, сколько тот факт, что Грейс никогда раньше не говорила на эту тему. Они много раз беседовали о беременности с точки зрения биологии, и никогда о том, кто беременел, а кто — нет. Дебора всегда гордилась своими отношениями с дочерью. Неужели она ошибалась?

Грейс хмыкнула и отвела глаза.

Дебора повернулась к Джил, но у сестры было странное выражение лица.

— С тобой все в порядке?

Похоже, Джил обдумывала ответ, потом слегка улыбнулась.

— У меня время от времени возникает острая боль, довольно часто.