Веснушчатая замерла у стола, посмотрела с удивлением:

– В каком смысле?

– Ну, что ужин это. Время просто раннее.

– Пять часов уже.

Аделия вздохнула, мысленно сказала «спасибо» Максу и его упакованным в вакуум бутербродам, присела на угол стола:

– Ясно… А спать что-то около десяти, наверно, ложитесь, – она с любопытством оглядывала сестер, надеясь увидеть Карину. Но, верно, она уже поужинала – трапезная к этой минуте почти опустела, если не считать самой Аделии, веснушчатой незнакомки и двоих молоденьких послушниц у окна. – Собственно, в соответствии с рекомендациями лучших диетологов… Худеть так худеть.

Она изобразила недовольную гримасу. Девушка поставила перед ней укрытую накрахмаленной салфеткой глубокую глиняную супницу, которую только что вынула из печи.

– На сытый желудок, говорят, томи́льница ночью приходит, на грудь садится, когтем живот ковыряет пока дыру не проковыряет. А ты и крикнуть не сможешь, так и задохнешься.

Аделия скептически хмыкнула, придвинула к себе супницу, приподняла угол сложенной вчетверо салфетки – под ней оказались щи из квашенной капусты:

– Ой, страсти какие. Томильницы, ключницы, поле́вницы, запе́чники… Знаю-знаю, берешь любое слово, добавляешь к нему суффикс – и пожалуйста тебе, древний недобрый дух… – Взяв в руки ложку, зачерпнула щи. – Надеюсь, вы-то в эту чушь не верите. Но в одном вы правы – на ночь наедаться вредно. Не знаю, что там насчет задохнуться, но талия точно будет тоньше, – она звонко рассмеялась.

Девушки у окна посмотрели на нее с удивлением, торопливо собрались и вышли. Следом за ними – и послушница постарше. Веснушчатая нахмурилась:

– Ты бы лучше не умничала, матушка такое не любит.

– Да? – Аделия почувствовала, как любопытство растекается по венам – словно бенгальские огни. – А что еще матушка не любит?

Девушка стала собирать со стола, принялась вычищать тарелки от остатков еды – тщательно выгребала их в ведро, а сами тарелки составляла одну на другую.

– Да много чего, – пробормотала мрачно.

– Надо же. А мне она показалась такой милой, такой доброжелательной! – Аделия щебетала, изображая желание поболтать да посплетничать. Девушка пока стала единственным человеком, кто более-менее пошел с ней на контакт.

– Ну-ну, – веснушчатая собрала посуду и вышла в предбанник, оставив Аделию доедать свой ужин.

– Нда, – она посмотрела на закрывшуюся дверь. – Сама любезность…

Она слышала, как девушка гремит ведрами, как шуршит скребок по глиняной посуде, как льется вода. Слышала, как несколько раз выходила на крыльцо. В этот момент видела покрытую платком голову: девушка медлительно сливала помои и то и дело оглядывалась по сторонам, явно кого-то выискивая взглядом.

Аделия привстала, проследила за ее взглядом – веснушчатая поглядывала на домик настоятельницы. К ней подошла другая послушница, постарше и поосанистей, спросила сурово, долго ли еще будет возиться с посудой, напомнила о других послушания, которые еще к этому часу не завершились. Бросила предостерегающе:

– Смотри у меня.

Аделия отчетливо поняла, что веснушчатая не хотела привлекать к себе внимание, а подошедшую послушницу не заметила – так была увлечена разглядыванием темных окон дома настоятельницы.

– Что там ей надо, интересно, – пробормотала Аделия.

Заметив, что веснушчатая возвращается, пробежала к столу, схватила кружку. Поставив локти на стол, пригубила от пустой кружке, сделав вид, что увлеченно поглощает ужин. Дверь широко распахнулась, впустив вперед не девушку, а ту самую женщину, что отчитывала веснушчатую. Та потихоньку проскользнула за ней, опустив глаза, стала убирать оставленные приборы, хлеб.

Вошедшая окинула взглядом Аделию, спросила строго:

– Это ты, что ли, в домик заселяешься.

Аделия отставила кружку, кивнула:

– Очевидно, я…

– Меня Ольгой зовут, я сестра-хозяйка здесь. Все послушания я назначаю, какие вопросы будут, мне задавай. А сейчас, если поужинала, пойдем… Младка, здесь уберешься, во второй домик иди, там прибраться надо, завтра гостья заедет. Поняла?

Веснушчатая, которую, оказывается, необычно звали Млада, кивнула.

Аделия подхватила сумку, пошла за старшей послушницей. У выхода обернулась и широко улыбнулась:

– Меня Аделией зовут. Спасибо за ужин, было вкусно! Заглядывай, если скучно станет…

– Да некогда нам тут скучать, – пробормотала девушка, но на улыбку ответила – махнула рукой.

* * *

Аделия весь вечер бродила по поселку, исполняя мелкие поручения сестры-хозяйки: принести рассаду, приготовить землю для вазонов, набрать мелкую гальку за воротами, у овражика.

За вечер замерзла, промочила ноги. Когда ее, наконец, отпустили в домик, вздохнула с облегчением. Стянула промокшие ботинки, пристроила к небольшому обогревателю – спасибо, что в гостевых домиках было электричество от солнечных батарей, протяжно выдохнула: минус один день и ничего толком не узнала, Карину не встретила, с послушницами почти не поговорила, если не считать словоохотливую Младу. Складывалось впечатление, что на обитательниц поселка наложили обет молчания. «Может, и в самом деле наложили, – Аделия достала из сумки бутерброд, откусила. – Все, что ломает привычный уклад, ломает психику, а значит выгодно Ефросинье… Если у нее задача – сломить волю послушницам в каких-то своих целях».

Умывшись, девушка расстелила постель, приготовилась ложиться спать, чтобы встать пораньше и успеть к утренней молитве – уж на нее-то Карина должна явиться. Когда кто-то поскребся в дверь, вздрогнула:

– Кто там? – подошла к двери, прислушалась.

– Я…

Девушка погасила свет и открыла дверь – на пороге сидел на корточках Макс. Едва она приоткрыла дверь, прошмыгнул внутрь.

– Хорошо, дверь не скрипит, – прошептал, стягивая на пороге испачканные грязью ботинки.

– Ты что тут делаешь?! – Аделия зашипела. Хоть они и были одни, в такой глуши казалось, что каждый шорох – как раскат грома. Проскользнув к окну, задернула занавеску и проверила – нет ли кого на тропинке. – Ты с ума сошел?! Почему не дома?

Макс посмотрел на нее с осуждением:

– Я что, совсем ку-ку тебя тут одну оставлять?

– Нельзя, тут в домиках убираются, заметят тебя… Ты что придумываешь?

Макс стянул с плеч рюкзак, встал на наги, заняв собой почти все свободное место в тесном домике, шагнул к девушке, ловко привлек к себе и чмокнул в губы:

– Не ругайся… – сбил головой лампочку, чертыхнулся. – Не развернешься тут у тебя…

– Потому что это женская община, громил тут никто не ждал.

Он крепче обнял ее за талию. Уткнувшись в макушку и неторопливо прокладывая поцелуями дорожку к шее девушки, пробормотал: