– О том, что Оливия Дикон, одна из работниц фабрики, вынуждена уйти с работы, потому что ее мать попала в больницу и стало некому присматривать за двумя ее мальчишками. Руби, они очень милые, честное слово. Оливия как-то показывала мне их фотографию.

– На фотографии почти все дети выглядят ангелами. К тому же мне придется смотреть за ними пять дней в неделю, а не один, как сейчас.

– Ой, Руби, да что тебе стоит! – продолжала упрашивать ее Бет. – Если Оливии придется уйти, на ее место возьмут какую-нибудь недотепу. Она одна из лучших наших работниц. Относись к этому так: присматривать за детьми рабочих – твой патриотический долг. Само собой, Оливия будет приплачивать тебе за это.

– Ну ты и дрянь! – добродушно проговорила Руби. – Ладно, пусть приводит.

Рой и Реджи Диконы оказались сущими дьяволятами. Они врали, дрались с девочками, учили Джейка писать под дерево. Как-то, пока Руби была внизу, сочтя, что дети мирно играют наверху, они нашли игрушки Макса Харта, открутили головы нескольким деревянным солдатикам и распотрошили плюшевого медведя. Руби оставалось лишь утешать себя мыслью о том, что в сентябре Роя должны были отдать в школу, а вдвоем девочки наверняка смогут усмирить одного Реджи.

Но когда настал сентябрь, место Роя заняла девочка по имени Молли, чья мать также работала вместе с Бет. Молли вела себя еще хуже, чем Реджи и Рой вместе взятые, – в первый же день она разбила красивую вазу, одну из немногих ценных вещей в доме, которые не успела заложить миссис Харт. Стиснув зубы, Руби повторяла про себя, что исполняет свой долг перед родиной, – хотя сама она не слишком в это верила. Тем не менее, присматривая за детьми, она посвящала этому занятию всю себя без остатка – точно так же, как когда занималась почти такой же ненавистной уборкой дома.

Год войны почти не повлиял на количественный состав населения. Франция пала под натиском Гитлера, тысячи французских и английских солдат были успешно эвакуированы из Дюнкерка, а на морях продолжали свой кровавый промысел немецкие подводные лодки. Марта очень беспокоилась за Джима – как и Руби, но последняя никому об этом не рассказывала. Однако все эти важные события происходили где-то далеко, а что касалось повседневной жизни, главным неудобством было исчезновение из свободной продажи чая – несмотря на введение продуктовых карточек, всех остальных продуктов было достаточно. По существу, война стала суровой реальностью лишь в июне 1940 года, когда в Ливерпуле впервые завыли сирены, возвещающие об авианалете.

Руби заранее оборудовала убежище в большом подвале, по площади равном первому этажу дома. Подвал был разделен толстыми кирпичными стенами на четыре отсека. Здесь хранилось огромное количество досок, коробки с книгами и старой одеждой, мебель, еще более древняя, чем та, что стояла наверху, рулоны потертого линолеума и скатанные ветхие ковры. Руби расчистила один из отсеков, выстлала пол ковром и расставила вдоль стен два неиспользуемых кресла, разодранный с одного конца диван, который она накрыла плотным одеялом, и раскладушку. Также вниз отнесли кроватку Джейка, в которой он уже не спал, но в которую его можно было усадить в случае необходимости. Руби, как могла, починила стол со сломанной ножкой и наполнила ящик стола спичками, свечами, книгами и всевозможными настольными играми, в том числе картами. Она надеялась, что убежище никогда не придется использовать, но ее надежды оказались напрасными.

Бет всегда спала чутко, поэтому она услышала сирену первой. Она разбудила Руби, и они повели детей в подвал. Джейк тут же заснул, а все остальные играли в фантики и пили лимонад. Тем временем где-то далеко гремели выстрелы и рвались снаряды. Через час прозвучал отбой тревоги, и все вернулись наверх.

– Ну что, не все так плохо, правда? – заметила Руби.

– Нам не стоило просыпаться, – проворчала Бет.

Когда сирена завыла в следующий раз, стрельба звучала намного ближе, и Руби с Бет даже показалось, что они услышали мотор самолета – возможно, и немецкого. На следующий день стало известно, что в поле за городом упали шесть бомб, никому не причинив вреда.

Сирена продолжала выть весь июль, но бомбы по-прежнему падали на подступах к городу. В конце концов Руби и Бет решили, что выбираться из постели необязательно, однако спустя две недели, в августе, на Воллеси было сброшено несколько бомб, в результате чего было убито четыре человека и десять ранено.

– О Боже! – испуганно воскликнула Бет, когда об этом стало известно. – Убито!

Они посмотрели друг на друга полными страха глазами.

Руби покачала головой:

– Начинаем снова спускаться в подвал при звуках тревоги.

Казалось, все произошло абсолютно внезапно – как будто Люфтваффе долго играло с ними, но теперь решило, что пришло время действовать. Налеты участились, стали более массированными и затяжными, а как-то ночью на Ливерпуль было совершено три отдельных авианалета, в результате которых погибло немало людей и было разрушено большое количество зданий.

То, о чем боялись даже думать, теперь стало реальностью. Сидя в подвале, Руби и Бет прислушивались к гулу моторов в воздухе, визгу несущихся к земле бомб и последующему грохоту взрывов и в который раз задавались вопросом, что за безумец мог сделать все это возможным. Казалось, в действительность воплотились самые ужасные человеческие кошмары.

– Хорошо, что Артур не дожил до всего этого, – как-то заметила Руби. – По крайней мере он не увидел этих ужасов.

Ее радовало лишь одно: Грета и Хизер считали налеты захватывающим приключением. Им очень нравилось играть и слушать чтение вслух посреди ночи, а Джейк обычно мирно засыпал, как только они спускались в подвал.

Независимо от того, сколько им удавалось поспать предыдущей ночью, каждое утро, в одно и тоже время, Бет уходила на работу.

Наступило очередное военное утро. Бет ушла, матери привели Молли и Роя Дикона. Пятеро детей сидели в зале с дощечками для рисования, цветными карандашами и деревянными кубиками Макса Харта. Руби пошла на кухню мыть посуду, когда из-за задней двери дома донеслось царапанье. Руби открыла дверь и увидела напоминающего скелет кота. Глядя на нее, кот слабо мяукнул, на подгибающихся лапах зашел внутрь и повалился на пол кучей шерсти черепахового окраса.

– Тигр!

Руби опустилась на колени и погладила невероятно худое тельце, покрытое густой шерстью.

– Бедняжка, что с тобой случилось? От тебя остались одни кожа да кости!

Тигр жалобно смотрел на нее ярко-желтыми глазами.

– Сейчас я налью тебе молочка.

Она наполнила блюдце молоком. С трудом поднявшись, кот жадно вылакал его, затем съел пол-ломтя хлеба и консервированную рыбину. Завернув Тигра в старое покрывало, Руби стала укачивать его, как ребенка. Недомытая посуда так и осталась в раковине. На кухню зашла Грета, и Руби велела ей поискать под лестницей кошачью корзинку.

– Кажется, я ее там видела, – сказала она.