– А кроме тебя, некого было послать?

Давид изумился: сама история с пропавшим писателем не заинтересовала Сильвию, она пропустила ее мимо ушей. Может, это и есть правильный взгляд на вещи?

– Коан доверяет только мне. Он уверился в моих способностях, после того как в последней командировке я вытащил из неприятностей одного нашего автора. (Если увести Лео Баэлу с вечеринки означает спасти его от неприятностей.) Теперь Коан считает, что я Индиана Джонс издательского мира и могу разрешить любую проблему.

– Он тебя об этом попросил утром, после нашего разговора о ребенке?

– Да.

– И ты согласился?

– Я долго торговался с ним. За успешное решение его проблем я получил бы спокойную и интересную творческую работу без утомительных разъездов. Находился бы больше времени с тобой и ребенком. И у нас было бы гораздо больше денег.

– Да не надо нам больше денег! Нам нужно, чтобы мы жили по-людски, вместе. Это единственное, чего я у тебя просила.

– Нет, нам нужно больше денег. А должность, обещанная мне, их дает. Работе на этой должности я буду рад меньше, чем нынешней, да что уж тут… Мне нравится, ты же знаешь, живое дело. Разговаривать с авторами, вникать в их творческие проблемы, помогать. Но новая должность нужнее. Для нашей семьи. В общем, я принял предложение Коана.

– Значит, ты думаешь, что так будет лучше для нашей семьи?

Сильвия, которая было расслабилась, снова ощетинилась. Давид видел, что мускулы ее шеи напряглись. Голос зазвенел.

– Я имею в виду новую должность и деньги, какие она принесет. Нам необходимо купить новую машину с сиденьем для ребенка.

– Давид, мне не нужна новая машина. Мы бы прекрасно ездили и на старой. А вот что меня убило, чего я просто представить не могла – так это что ты будешь мне лгать. Что ты меня обманешь после нашего разговора.

– Прости. Я совсем не хотел обманывать тебя или обижать. Так получилось. Что плохого в том, чтобы вдвоем приехать в эту деревню? Устроить нечто вроде отпуска – ну и попутно найти писателя? Я не предполагал, что возникнут какие-либо трудности. А вот скажи, если бы я тебе все это заранее рассказал – ты бы поехала?

– Нет. И мне не пришлось бы возвращаться домой одной, как сейчас.

Сильвия с треском закрыла чемодан. Внутри что-то с хрустом сломалось – наверное, баночка с кремом. Давид подошел и встал рядом. Сильвия продолжала закрывать чемодан, словно не замечая его.

– Одна ты не поедешь. Только вместе.

– Нет. Я поеду одна.

– Я с тобой.

– Я возвращаюсь одна, и твои желания тут ни при чем.

– Ну так мы встретимся дома!

– Домой я не вернусь, Давид.

Он онемел. Наконец выдавил:

– А куда же ты?

– Поживу пока у сестры, у Элены. Она меня приглашала. Мне надо подумать. Автомобиль я забираю. Ты арендуешь что-нибудь – счет оплатит издательство.

– Я все равно еду.

– Не делай еще и эту глупость. Оставайся и найди своего писателя, получи повышение. Не теряй времени. Жену терять можно, время – нет.

Давид попробовал взять у нее из рук гигантский чемодан.

– Давай помогу, ты не осилишь!

По крайней мере хоть это он смог для нее сделать. Сильвия настроилась уехать. Если бы он забрал у нее из рук чемодан против ее воли, она просто уехала бы без вещей. Давид стащил чудовищную поклажу по ступенькам лестницы ко входу. Машина стояла там же, где он припарковал ее в день приезда. Сколько у них было хороших прогулок… Давид положил чемодан на заднее сиденье, зная, что в багажник тот не поместится. Сильвия смотрела на него еще несколько секунд из машины, не закрывая дверцу.

– Все, чего я хотела, Давид, это провести с тобой несколько дней. Где угодно, хоть в забытой богом и людьми деревне, хоть в этом занюханном пансиончике, лишь бы с тобой! С тобой, а не с твоим шефом, понимаешь? Выбирай – я или они, и не сиди на двух стульях.

– Ты, Сильвия!

– Ты сейчас лжешь и сам это знаешь.

Она захлопнула дверцу и завела мотор. В первый раз они не поцеловались на прощание.

И все же Сильвия еще раз посмотрела на Давида, опустив стекло, и во взгляде ее сквозила грусть.

– Прощай, Давид!

Он глядел ей в лицо, и сердце холодело.

– Сильвия… как я тут буду без тебя…

– А я вот без тебя буду в полном порядке. По крайней мере несколько дней.

И она укатила, увозя с собой свои веснушки на прямом носике и свой взгляд карих глаз.

Давид тяжело повернулся, чтобы вернуться в дом, но на пороге путь ему преградила Эдна, которая тихо вышла на крыльцо, услышав их голоса, и без тени стыда наслаждалась семейной сценой.

– Один человек в комнате или двое – цена останется прежней, – объявила она.

Давид молча прошел мимо и поднялся в комнату. Цветок лантаны, который они принесли с прогулки, лежал на тумбочке. Он совсем завял. Еще хуже было Давиду.

В половине пятого утра ломка набирала максимальные обороты и порой становилась невыносимой. Фран поднялся с постели, отирая вспотевший лоб. Мешки под глазами были такими, словно он не спал неделю. Устрашая своей регулярностью, возникали судороги, сотрясая все тело от подошв до затылка. Он знал, что примерно через час они сменятся спазмами и дрожью. Вот уж что Фран ненавидел больше всех остальных мук – эту беспощадную трясучку. Словно ждешь палача, который вытянет из тебя все мускулы и вырвет зубы. Начиналась дрожь с ощущения, будто в затылок тебе медленно вставляют сверху ледяную сосульку и она пронзает мозг, позвоночник, печень, кишки, доходит до паха и там остается несколько минут, мучительно заковав морозом яички, и лишь потом медленно тает где-то внизу живота. Такая вот пытка внутренним вымораживанием тела, от которой оставались слабость, ледяной пот по всему телу и долго не проходящее желание согреться.

Трясущимися руками Фран нащупал свой вчерашний шприц, прогрел иглу на свече и протер себе сгиб локтя остатками алкоголя, найденного на столе. Он использовал неприкосновенный резерв, «запасной парашют» – вколол последнюю оставшуюся у него дозу героина. Напрягся, чтобы успеть вынуть шприц из вены, прежде чем наступит эффект от укола. Долгожданный покой охватил его тело, позволив Франу обмякнуть на топчане. Было холодно. Он даже смог подняться, чтобы взять протертое до дыр одеяло и завернуться в него. Теплое блаженство затопило сознание, и больше ничего не мучило его. Голод, стыд, боль, ломка стали пустыми словами и больше не были страшны.

Карлос не вернулся и к полудню. Конечно, он мог зависнуть у Глории, возясь с ней в постели или выбивая из нее деньги на дозу. Может, его взяли прямо с дозой и сейчас он в участке. Вот славненько-то было бы. Лако давеча был прав – в мире героина друзей не бывает.