время. И тут меня стукнуло. Сочетание согласных «дж». Она использовала не только фамилию Олт для нового имени Мод, но и прежнее имя Марджори для фамилии Джордан. Если бы Вулф знал, что миссис Олт звали Марджори, то решил бы головоломку еще неделю назад. И с этой мыслью я уснул.

Я заказал междугородний звонок на 7:45, потому что на Западной Тридцать пятой улице будет уже 8:45, а мне хотелось пообщаться с Вулфом до того, как он уйдет в оранжерею. Что я и сделал. К телефону подошел Фриц и сразу переключил меня на комнату Вулфа.

— Да? — послышался неприветливый голос.

— Это я. Я спал всего четыре часа, чего явно недостаточно. Поэтому буду краток. Если бы я проговорил целый час, вы наслаждались бы каждым моим словом. Я подвел черту. Ни единой загвоздки. Зарезервируйте номер в «Черчилле» на имя Джорджа Сиверса. — Я произнес фамилию по буквам. — Он прибудет сегодня вечером около половины девятого вместе со мной. Попросите Фрица подогреть мне обед. Я поем с Сиверсом в самолете.

— В Эвансвилле нашлись какие-нибудь родственники?

— Как она и говорила, она одна как перст в этом мире.

— Весьма приемлемо, — пробурчал Вулф и повесил трубку.

Иногда мне кажется, что он переигрывает. Согласен, все, что нужно было сказать, было сказано, но он мог хотя бы из вежливости поинтересоваться погодой или удобная ли в номере постель. Удобная. Я перевернулся на другой бок и тут же заснул.

Поскольку встреча с Х. Эрнестом Литтауэром не имела насущного значения, я наверняка не стал бы вставать, если бы не телефонный звонок. Потянувшись к телефону, я посмотрел на часы. 10:42. Звонил лейтенант Сиверс. Он сказал, что договорился о встрече, но из-за часовой разницы во времени между Эвансвиллом и Луисвиллом нужно выехать в час дня, чтобы успеть на пятичасовой рейс. Я с громким стоном поднялся на ноги и направился в ванную.

Возможно, мои проблемы общения с адвокатами объясняются тем, что я никогда не был перспективным клиентом, готовым достать чековую книжку и выписать аванс. Если у меня и были вопросы, адвокаты обычно предпочитали оставить их без ответа. Все именно так и произошло во время встречи с Х. Эрнестом Литтауэром в большой солнечной комнате с чудесным видом на реку Огайо. Я просто хотел узнать, поддерживал ли он в последний год связь с миссис Марджори Олт, а он просто не хотел отвечать. И не ответил. Впрочем, я уже догадался, что он понятия не имеет, где сейчас миссис Олт, и ему, собственно, наплевать.

Когда без четверти час я въехал на парковку, Сиверс уже ждал меня с большим чемоданом, словно уезжал как минимум на неделю. Похоже, я слегка переборщил с гостеприимством. Ведь мы как-никак не собирались выставлять счет на эти расходы нашему клиенту. Однако лейтенант должен был помочь нам разгрести завалы, что только приветствовалось. Сиверс оказался приятным собеседником, хотя и не таким блестящим, как Отто Друкер. К тому времени, как самолет приземлился в аэропорту Айдлуайлд — я имею в виду Международный аэропорт имени Джона Кеннеди, — я уже понял, почему за двадцать шесть лет Сиверс сумел дослужиться лишь до лейтенанта. Кто везет, на том и едут. Он сказал, что если в его присутствии нет необходимости, то хотел бы располагать сегодняшним вечером, и я отвез его в отель «Черчилль», после чего отправился к себе на Западную Тридцать пятую улицу.

На часах было всего без двадцати девять, но Вулф уже сидел в кабинете с чашкой кофе, что заслуживало ухмылки. Мы никогда не говорили о делах за едой, следовательно, Вулф решил или пообедать пораньше, или ускориться, чтобы к моему приезду встать из-за стола. Когда он со мной поздоровался, в его взгляде и голосе явно проскальзывал намек на чувство, как всегда, когда я возвращался целым и невредимым после путешествия на летающих на дальние расстояния машинах. Остановившись посреди кабинета, я потянулся и сказал:

— Господи, ну и холодрыга! Здесь куда холоднее, чем на реке Огайо. Зато в комнате тепла вполне достаточно, хотя я и не имею ни малейшего отношения к его выработке. Допускаю, что стремительное развитие автоматизации может привести…

— Садись на место и начинай докладывать!

Что я и сделал, пересказав все слово в слово. Вулф не стал откидываться на спинку кресла и закрывать глаза. В этом не было нужды, поскольку дело получило счастливое завершение. Когда я закончил рассказ сообщением, что нам, возможно, придется неделю терпеть лейтенанта Сиверса, Вулф даже глазом не моргнул.

Он спокойно допил кофе и поставил пустую чашку на стол:

— Арчи, приношу свои извинения. Я обратил внимание на этот проклятый монофтонг в понедельник вечером и мог бы послать тебя в Эвансвилл еще тогда. Три треклятых дня.

— Угу. Наконец-то до вас дошло. Принимаю ваши извинения. Жаль, что сейчас вечер пятницы, начало уик-энда, а завтра многих из них, а возможно и никого, просто не будет дома. Полагаю, они все заслужили право присутствовать на финальном акте. Все сотрудники КЗГП, даже Остер. А также мистер и миссис Кеннет Брук. И почему бы не пригласить мать Сьюзан? Кстати, у нее прав побольше, чем у других. Она была вместе со Сьюзан, когда Ричард Олт застрелился на крыльце их дома. Если верить Друкеру, она помогла дочери отшить незадачливого поклонника. Она должна… — Я осекся.

— Что такое? — удивился Вулф.

— Ничего. Примерно то же самое, что и в случае с монофтонгами, когда вы сочли это пустяком. А что, если она решит разделаться и с матерью тоже, причем именно сегодня вечером? Вот была бы штука!

Я повернулся к телефонному аппарату. У меня не было номера телефона миссис Мэтью Брук. Пришлось заглянуть в телефонный справочник. Я выслушал четырнадцать длинных гудков, на два больше, чем обычно. Я никогда не ошибаюсь с набором номера, поэтому сразу набрал другой номер, на сей раз записанный на визитной карточке, и мне ответили.

— Квартира миссис Брук, — услышал я знакомый голос.

— Это Арчи Гудвин. Я звоню из кабинета Ниро Вулфа. Мистер Вулф хотел бы задать вопрос миссис Мэтью Брук, но я не смог до нее дозвониться. И я подумал, что, возможно, она сейчас у вас. Ну как?

— Нет. А что он хочет у нее узнать?

— Ничего особо важного. Рутинный вопрос. Но хотелось бы получить ответ прямо сейчас. Вы, случайно, не в курсе, где я могу ее найти?

— Нет. Хотя очень странно…

Молчание. Через пять секунд я спросил:

— А что тут странного?

— Я подумала, может… А вы сейчас где?