— Привет, моя голубка. — Сильный славянский акцент вызвал стеснение в груди. Ксио охватила ледяная дрожь, и мурашки побежали по телу от страха. Ей удалось освободиться, но удар Грегора внезапно обрушился на нее и немедленно повалил на колени.

— Ах ты, сучка! Я тебе гарантирую, что скоро ты встретишься со своим новым еб*рем. Будешь смотреть, как я разделываю его на кусочки.

— Ты отвратительный кусок дерьма! — Ксио пыталась сопротивляться. Оцепенев от его удара, ей так и не удалось попасть по нему.

— Довольно! — Ударив коленом ей в подбородок, Грегор окончательно лишил её сознания.

Когда Ксио медленно приходила в себя, ее голова раскалывалась, словно она пила всю ночь напролет. Благодаря своему расплывчатому зрению и обонянию она поняла, что лежала на вонючем матраце, на полу. Пахло плесенью и сыростью. Она знала этот темный подвал лучше, чем ей хотелось бы. Лампа над ее головой мерцала тусклым светом. Обстановка была хорошо знакомой. Вернулись все воспоминания о темных временах. Грегор часто запирал ее в подвале дома своих родителей в деревне после того, как избивал. Ее свекр со свекровью делали вид, что ничего не замечали. Позже отец Грегора умер от алкогольной зависимости. Из своей матери Грегор сделал умственно неполноценную и отправил её насильно в психиатрическую лечебницу. Он не хотел ждать, пока унаследует дом в законном порядке. Грегор любил только себя. То, что он чувствовал к Ксио, было не любовью, а желанием обладать ею. Он считал девушку своей собственностью и относился к ней соответствующе. Он много раз давал ей понять, что скорее убьет ее, нежели позволит уйти к другому мужчине.

Элайджа! Она даже боялась представлять, что с ним сделает Грегор, если доберется до него. Если это еще не произошло. Ксио с трудом открыла глаза, и свет мерцающей лампочки ослепил ее.

Одна линза ее очков где-то потерялась. Но видеть немного было лучше, нежели не видеть вообще ничего. Ее щека пульсировала от жара и боли. Кровь заполнила ее рот. Тошнота последних дней внезапно вернулась, она выплюнула кровь и содержимое своего желудка на пол.

— Ты в порядке? — В хорошо знакомом голосе звучало беспокойство.

— Да.

Элайджа вздохнул с облегчением.

— Твой бывший муж — урод.

Несмотря на ужасную ситуацию, Ксио не смогла сдержать улыбку. Она обрадовалась, что Элайджа был рядом с ней. А может причина в другом. Она надеялась, что Грегор её просто запугивал, чтобы она перестала сопротивляться. К сожалению, это было не так. Элайджа сидел в кресле, перевязанный, как рождественский подарок. Его одежда была разорвана в клочья, а левая сторона лица распухла. Он не мог открыть левый глаз. Из огромной рваной раны на лбу кровь текла ему в глаз, заставляя постоянно моргать.

Ксио поднялась на ноги. Внезапно в глазах потемнело, ей пришлось остановиться и опуститься обратно на матрас. Она решила недолго посидеть на нем и, воспользовавшись вынужденным перерывом, сняла вязанную кофту. Ксио охватил ужас, когда она услышала поворота ключа в дверном замке, и старая металлическая дверь со скрипом открылась. Этот звук перепугал её до мозга костей. Фигура в двери вышла из ослепляющего света коридора и зашла в тускло освещенный подвал. Это был Грегор. Он молчал. Не извинялся. Даже не оправдывался, как раньше. В его, казалось, ребяческих невинных чертах лица не было и намека на притворное раскаяние. «Веселье кончилось», — ясно говорил холодный взгляд его глаз цвета серебра. Дружелюбный внешний вид Грегора вводил в заблуждение, и многие из его деловых партнеров недооценивали его. Он обладал мальчишескими чертами, и складывалось впечатление, что такое лицо не может быть у человека, который в случае необходимости не остановится ни перед чем. В начале их отношений и даже в первые месяцы их брака он был очаровательным мужчиной, который старался исполнить каждое ее желание. Это была лишь маска.

— Грегор, что это значит?

— Ты прекрасно знаешь, что это значит. — Его голос был таким же холодным, как и взгляд стеклянных глаз.

— Ты моя жена.

— Я уже долгое время ею не являюсь! — Ксио набралась смелости. — Я думала, что нашим отношениям пришел конец. У тебя появилась новая женщина. — Которую Грегор терроризировал так же сильно, как и её. Хотя Ксио было жаль бедняжку, которую он выбрал, но вместе с тем это принесло ей покой, пусть даже ненадолго.

Грегор посмотрел на нее томным взглядом, изогнув губы в улыбке.

— Но она не ты. Я люблю только тебя.

— Чушь собачья! Ты любишь только себя!

Сильно сжав челюсти, и с яростью во взгляде он подошел к ней, затем схватил ее за волосы и потянул вверх, пока девушка не оказались на уровне его глаз. Элайджа громко тряхнул наручниками. Деревянный рыхлый стул опасно заскрипел, когда он изо всех сил пытался освободиться.

— Скоро наступит и твоя очередь, друг мой, — сказал Грегор, бросив быстрый взгляд через плечо. Он нагло рассмеялся ей в лицо. — Ты хотела узнать о Милле, моей новой жене. — Он внезапно отпустил ее волосы.

Ксио упала на колени. Её ноги были слишком слабы, чтобы выдерживать ее вес. Если бы Грегор не схватил ее за руку, она бы упала. Девушка предпочла бы лежать на земле, нежели чувствовать его грязную руку на своей руке. Несмотря на ткани рубашки, которая покрывала её кожу, она ощущала себя испачканной. Этот ублюдок не имеет права прикасаться к ней! Грегор настолько сильно сжимал ее руку, что синяк еще несколько дней будет напоминать об их встрече.

— Милла была молода и красива. К сожалению, крошка оказалась еще очень умной и хитрой. Когда она узнала, как я зарабатываю деньги, то захотела принимать в этом участие, и что тут скажешь, я не делюсь своей властью с женщиной. Я с болью в сердце сделал то, что должен был сделать. — Его сожаление было притворным и таким же фальшивым, как и улыбка, которую он подарил Ксио.

— Ты убил её.

Грегор покачал головой с притворным возмущением.

— Она исчезла. Совершенно незаметно и даже ни слова не сказала мне, своему любящему и заботливому мужу. Ты сама знаешь, какие сейчас женщины.

В этом деле ее бывший муж был специалистом. Несмотря на преступные махинации, ему удавалось иметь незапятнанную репутацию. По немецким законам он ни в чем не виноват. Грегор был настолько ловким, что до сих пор ему не смогли ничего предъявить. Судебный запрет против него был единственным серым пятном в его идеальной автобиографии.

— Не имеет значения, что там случилось с Миллой. Ты снова со