С этого момента тот, другой, возымел на Иуду решающее влияние. Он, безо всякого сомнения, тоже отчитался перед своими руководителями, и те сразу должным образом оценили ситуацию. Дьяволу предоставлялась редкая возможность сорвать предпринятую Господом Богом безнадежную попытку спасти этих людишек, которых Он создал Себе, чтобы любить их. Отказавшись от Своего всемогущества, Он сам сделался для этого человеком. Теперь надо было воспользоваться случаем и при помощи тех, кого Он пришел спасать, убрать Его самого раз и навсегда. Для большей эффективности можно было воспользоваться и методом осмеяния. Я уже говорил вам, что дьяволы, хоть и хитры, но вовсе не так умны, как может показаться. В любом случае, они засуетились, готовясь к решающему бою: начиналась самая крупная операция этого зона.

* * *

Три года проповедовали мы, и настал день, когда нам надо было отправиться в Иерусалим, чтобы встретить там праздник Пасхи. Надо сказать, что большинству из двенадцати эта идея пришлась не по душе. Да, Иерусалим был священным городом, там находился восстановленный Иродом Храм Соломона, единственное место, где евреям было позволено приносить жертвоприношения во славу Господа. Но он был и главным городом суровой, безводной Иудеи, городом ханжей и фанатиков, спекулирующих на религии, тех, кто присвоил себе монополию на истину и не колеблясь уничтожал своих противников. Для назарян Иерусалим означал возможную погибель, а апостолов идея мученической смерти еще не вдохновляла.

Первым решился Фома Неверующий:

– Идемте, умрем вместе с Ним.

Иуда же втайне ликовал: Революция могла свершиться только в Иерусалиме; Учитель снова в добром расположении духа; значит, скоро!

Первые же события показали, что Иуда был прав. Вопреки здравому смыслу Учитель не стал входить в город тайно. Напротив, в первый день недели Он вышел из Вифании во главе целой процессии, пересек Кедрон, поднялся на противоположный склон и въехал в Священный город через Львиные ворота верхом на ослице, как древние цари Иудеи. Молодежь бежала впереди Него, размахивая пальмовыми ветвями, срывая с себя одежды и бросая их под копыта ослицы, горделиво покачивавшей головой. Играли свирели, плясали дети. Апостолы переглядывались, изумляясь и радуясь приему, что оказывали Тому, Кого они так любили, а я чувствовал, как разгорается огнем сердце Иуды, громче других кричавшего «Осанна!» «Скоро, скоро, – думал он, – обагрятся кровью руки и устрашающая крепость Антония, чья языческая тень так вызывающе падает на Храм Соломона, будет обращена в прах богоизбранным народом, исполняющим волю своего Господа».

Однако последовавшие за тем понедельник и вторник не принесли Иуде ничего, кроме разочарований, к вящему удовлетворению того, другого, который был рад лишний раз позлить своего подопечного. Днем Учитель, вместо того чтобы организовывать вооруженные восстания, спокойно проповедовал в Храме, а ночью, без какого-либо тайного умысла, совершенно открыто ночевал на Масличной горе, что напротив Храма. В среду Симон по прозвищу Прокаженный пригласил всех тринадцать – Учителя с двенадцатью учениками – поужинать у него дома в Вифании. Там-то, когда все сидели за столом, и произошел случай, которым не преминул воспользоваться тот, другой: вошла женщина, поклонилась Учителю и умастила Его благовониями.

Что тут началось! Люди часто слишком серьезно относятся к совершенно ничтожным происшествиям. Все двенадцать апостолов возмутились: Учитель не из тех, кого подобает умащать благовониями. Иуда кипятился больше других: миропомазание – удел царей, а кто как не Учитель всячески отнекивался от царствования, ломался, не желая ковать железо, пока оно было горячо? А теперь-то уж и вовсе не время для таких почестей. Не умея выразить свое негодование, Иуда напустился на бедную женщину, а поскольку Маммона всегда присутствовал в его мыслях, он воскликнул:

– Ты что, с ума сошла – тратить такие деньги на благовония?! Лучше бы раздала их бедным!

Он был уверен в том, что Учитель, неизменно ратовавший за помощь обездоленным, поддержит его. Но Тот, наоборот, встал на защиту женщины, промолвив: «Она приготовила Меня к погребению». Что за мрачные мысли! «Ибо нищих всегда имеете с собою». Какая обида! У Иуды даже слезы навернулись на глаза. А тот, другой, уже тут как тут:

– Слушай, слушай, что Он тут плетет! Во-первых, с какой легкостью Он относится к деньгам! Это дурной знак. Ведь деньги – концентрат счастья, к ним должно относиться с уважением. А во-вторых, что это Он тоску наводит? «Нищих всегда имеете с собою»? Вовсе нет, когда мы совершим Революцию, все станут богатыми. Ну и, наконец, что это за малодушие: «Она приготовила Меня к погребению»? К какому такому погребению? Если Он заговорил о смерти, значит, Он не собирается исполнять Своего предназначения. Старик, надо что-то делать. Все зависит от тебя.

Иуда бросил на Учителя взгляд, исполненный разочарования и горечи, и вышел.

Тот, другой, и я бросились ему вдогонку. Я знал, что проигрываю, но решил бороться до самого конца (позже меня в этом не упрекнули, сказав, что это даже было хорошо для правдоподобия). Пока Иуда быстрыми холерическими шагами спускался по той самой каменистой тропинке, по которой несколько дней назад мы прошествовали с переполненными радостью сердцами, тот, другой, и я наперебой засыпали его советами.

Тот, другой. Ты должен Его заставить. Так будет лучше и для Него.

Я. Горе ученику, возомнившему себя выше учителя.

Тот, другой. Слава ученику, пришедшему на помощь учителю в минуту слабости.

Я. Ты знаешь, что фарисеи хотят убить Его. Не хочешь же ты быть виновным в Его смерти?

Тот, другой. Его нельзя убить. Помнишь, там, в Назарете, толпа хотела сбросить Его со скалы, – так Он исчез! А после насыщения пяти тысяч пятью хлебами, когда Его хотели насильно венчать, – Он опять исчез! И в Храме, когда Его собирались арестовать, и в Сокровищнице – Его уже схватили за руку, а Он исчез! А помнишь, Его хотели побить камнями, так ведь Он и тогда пропал с глаз долой! А когда Он сказал, что Господь в Нем и Он в Господе, иудеи прямо-таки бросились на Него, – а Его нет! А на прошлой неделе, когда он воскресил умершего, – сделал свое дело и исчез! Чего же такому бояться, как ты думаешь? Да разве ты сам, вместе с Петром и остальными, не признал в Нем Сына Божьего? А кто может убить Сына Божьего? Вот увидишь: Он и с креста сойдет, если Его распнут!

Я. Может Сын Божий исчезнуть или нет, – это не твое дело. Твое дело – не предавать Его.

Тут Иуда резко остановился и громко сказал мне:

– Мое дело помочь Ему быть самим собой. Изыди! Не пристало тебе видеть, что я сейчас сделаю. Я снова возьму тебя с собой, когда все будет кончено, и ты увидишь, что я был прав.

Когда люди гонят нас, мы обязаны повиноваться и уйти, однако нам позволено следовать за ними на расстоянии. Именно так я и поступил.

Вечерело. Сопровождаемый своей зловещей тенью, Иуда перешел по мосту через Кедрон, прошел через Красные врата, ведущие к Храму, пересек Двор жен, миновал Никаноровы врата и вошел во Двор мужей. Двери жертвенника были открыты. Иуда вошел внутрь.