Большинство остальных рабочих уже собралось снаружи, они курили и смеялись посреди площадки. Николай стоял, опустив голову, пока к нему не подошел один из сменных бригадиров — человек, который вертел в руках костыль, заменявший ему отсутствующую лодыжку правой ноги.

— Ты Новаков будешь? Николай Новаков?

— Да, — ответил Николай по-русски. Он всегда переходил на русский, когда его называли полным именем, несмотря на то, что помнил язык едва-едва.

— Для тебя тут записка, — и вручил Николаю клочок бумаги, содержание которого подействовало на него как удар под дых.

Она продолжала ругаться и после того, как полицейские получили от Николая залог и освободили ее.

Она ругалась, свободно переходя с одного языка на другой, Николаю даже удалось различить несколько украинских ругательств, хотя он не представлял себе, откуда бы она могла их знать.

— Сукин сын, con! — вопила Амели.

Он с трудом поспевал за ней; район города, который они пересекали, выглядел так, словно его недавно подвергли массированным бомбардировкам.

— Я не могу поверить, что он это сделал! — закричала она, переходя наконец к сути дела. — Я его, суку, уничтожу!

— Может быть, тебе стоит…

Но она пнула и опрокинула мусорный бак, разбросав по улице его гниющее содержимое. Проезжавшая мимо машина налетела на покатившуюся крышку бака, подбросила ее в воздух, и водитель выкрикнул ругательство, словно вторя Амели.

Амели резко остановилась, схватилась за ногу и издала злобное шипение. Сделала два глубоких вдоха и вновь пошла размашистой походкой вперед. Николай пытался не отставать от нее.

— В чем конкретно он тебя обвинил?

— Мне сказали, что я похитила пробу из отделения вирусных инфекций. Но это наглое вранье…

— Если ты не брала этой пробы, то они у тебя ее не найдут. Точка. Он может говорить все, что ему взбредет в голову, но…

— Никаких «но»! Они и не станут искать — ты что, не понимаешь? Они в курсе, что я пробиралась в отделение, и они ненавидят меня лютой ненавистью.

Им просто нужен был повод — и этот ревнивый мудак им его дал!

— Амели…

— Нет, cher, именно мудак! Никто со мной никогда так не поступал!

Николай остановился в надежде, что Амели последует его примеру или хотя бы замедлит шаг. Но этого не произошло.

— Амели! — робко позвал он ее. Его мышцы все еще ныли от работы, а в позвоночник словно впились сотни клешней маленьких крабов.

— Встретимся позднее, Николай. Клянусь! — крикнула она через плечо, отойдя уже почти на целый квартал. Капли дождя стучали по асфальту.

Может, Жак действительно задерживался на работе допоздна, а может, он остался нарочно для того, чтобы насладиться бешенством Амели, во всяком случае, он все еще находился в лаборатории, когда девушка явилась туда. При этом она как-то изловчилась проскользнуть мимо больничной охраны, которая не так давно вместе с полицией на глазах у всех выводила ее с территории больницы.

Прогулявшись под холодным дождем, Амели замерзла и слегка остыла.

Жак холодно посмотрел на девушку, когда та ввалилась в лабораторию, всем своим видом указывая на дистанцию между ними. Сам он выглядел неважно: красные глаза, серое лицо.

— Что ты тут делаешь? Я же запретил тебе появляться здесь. Или ты что-то от меня хочешь?

— После того, что ты сделал? Ты думал, что от меня так просто избавиться?

— Честно говоря, мне плевать на тебя.

— По-моему, ты лжешь.

— Амели, что ты от меня хочешь? Ты хочешь уйти от меня к своему «таракану»? Вали.

— Слушай, я тебя убить готова на месте, и тем не менее я все же держу себя в руках. Перестань строить из себя саму серьезность.

— Ты обещала мне, что тобой буду кормиться только я.

Гнев Амели немного ослабел, как только она поняла, что в этот раз все не пройдет так легко, как обычно.

— Послушай, не раздувай из мухи слона. Это я кормлюсь «тараканом», а не он мной. Мне просто хотелось узнать, какова у этого урода кровь на вкус. Мне что, уже и поразвлечься нельзя?

Она провела пальцем по спине Жака, и тот почувствовал, как вновь попадает под ее вудуистские чары.

— Я просто хотела попробовать, — прошептала она. — Не дуйся, cher, ты знаешь, что лучше твоей крови для меня ничего нет.

Жак обернулся и посмотрел ей пристально в глаза:

— Тогда докажи это!

Расстегнув рубашку, он обнажил гладко выбритую широкую грудь, испещренную белыми келоидными рубцами.

Амели улыбнулась. Мужчинами так легко управлять. Ее гнев не шел ни в какое сравнение с ее желанием контролировать Жака, заставить его понять, что он не может просто так взять и уйти от нее.

Она взяла скальпель, сделала надрез и приложилась губами к ране. Кровь Жака была на вкус не чистой и холодной, как кровь «таракана», а кислой, но она все равно стала ее пить только для того, чтобы показать, что может это сделать. Затем она положила руку на ширинку Жаку и удивилась отсутствию обычной реакции. Когда она подняла голову, она увидела, что Жак не закрыл, как обычно, глаза, а пристально и безо всякого выражения смотрит на нее. Амели облизала губы.

— Жак?

Что-то блеснуло в его глазах.

— Это все, Амели? Тогда уходи.

— Что ты сказал?

— То, что сказал. Поразвлеклась, покормилась — и отлично. Мне это все надоело.

— Ты меня затрахал со своими капризами, cher.

— Нет, я даже и не пытался тебя затрахать, cher, — передразнил Жак девушку. — А теперь проваливай к своему долбаному «таракану». Мне на тебя теперь просто насрать.

Амели снова вскипела. Она не могла понять, каким образом так быстро потеряла власть над ним. Она слизнула капельку крови с нижней губы и почувствовала горькое послевкусие во рту после нее. Возможно, горечь была вызвана чувством вины.

— А мне не насрать! И не веди себя так, будто ты сам не развлекался, общаясь со мной, потому что это ложь! Я хотела дать тебе шанс, несмотря на то, что ты поступил со мной как последний мудак, а ты все равно хочешь все испортить. Ну так валяй! Хочешь знать правду? Ты — дерьмо, и у крови твоей вкус дерьма. А у него кровь на вкус как ЖИДКОЕ ЗОЛОТО, дорогуша! Ты слышишь меня?

— Слышу, — спокойно отозвался Жак. — А теперь проваливай.

Амели неожиданно пнула по одному из ящиков с приборами так сильно, что полетели щепки, но Жак даже не обернулся. Гневно мотнув головой, Амели вылетела за двери.

И уже не услышала, как Жак прошептал:

— Прости меня!

Когда Амели вернулась к себе домой, там ее уже поджидал Николай.