Эта версия оказалась живучей. Д.Н. Бантыш-Каменский ввел ее в «Словарь достопамятных людей Русской земли» и даже уточнил, что Дашкова сама сняла орден с сестры{308}. И вновь княгиня возразила на слух не прямо, а скрыто, подводя читателя к своей версии событий: «Я была затянута в мундир, с алой лентой, без звезды»{309}. Любопытно, что в двух редакциях мемуаров Екатерина Романовна в завуалированной форме опровергла два разных придворных анекдота. Раз она оказалась без звезды, значит, ее украсила именно лента подруги, у которой один из знаков ордена был сломан.

Исследователями предложен способ узнать, каким орденом была награждена Дашкова: «Было бы любопытно сравнить портрет Екатерины II до ее восшествия на престол с таковым княгини Е.Р. Дашковой. По нашему мнению, на обоих портретах должен быть изображен один и тот же орден Св. Екатерины»{310}. Должен. Но не изображен. Портретов великой княгини Екатерины Алексеевны с алой орденской лентой и звездой немало. Один из самых известных принадлежит кисти Г.Х. Гроота – это т. н. Екатерина в желтом платье 1748 г., с которой еще в XVIII в. было сделано множество копий. Орденская звезда на нем заметно крупнее, усыпана бриллиантами, ее лучи (всего 33) разделены и похожи на спицы разной длины. На портрете Дашковой в мундире кирасирского полка мужа, звезда меньше, имеет всего восемь больших лучей конической формы и украшена жемчугом. На портретах Дашковой от Г. Скородумова 1777 г. до Д.Г. Левицкого 1784 г. и многочисленных повторениях последнего четко виден орден, отличный от раннего изображения княгини: лучи превращаются в полуизогнутые гладкие лепестки, лишенные украшений драгоценными камнями. Возможно, с годами Дашкова заказала себе другие орденские знаки – попроще – для повседневного ношения. В любом случае – это не орден Екатерины II.

После смерти княгини, по ее завещанию, знаки ордена были переданы в казну с тем, чтобы на вырученные деньги в Екатерининском институте всегда содержалась пансионерка{311}. Это говорит, с одной стороны, о желании княгини показать: ее орден – имущество императорской фамилии. С другой, обнаруживает высокую цену вклада, ведь обеспечивать девушку предстояло благодаря процентам. Такой поступок мог указывать и на прежнюю принадлежность ордена Екатерине II, и на сознательную мифологизацию своего прошлого со стороны Дашковой.

Орденская звезда, помимо высокой чести, которую приносила своему новому обладателю, еще и очень дорого стоила – шесть с половиной тысяч рублей. Деньги по тем временам баснословные. Даря такое «украшение» подруге, Екатерина сразу покрывала больше половины своего финансового долга перед ней. Однако государыня чувствовала себя обязанной. А значит, не была свободна.

В первые дни после переворота Дашкова стояла настолько близко к ней, что Екатерина II заговорила о переезде во дворец. «Она объявила мне, что для меня будут приготовлены апартаменты во дворце, но я попросила у нее позволения остаться у себя до возвращения моего мужа, когда мы уже вместе с ним переедем во дворец». В другой редакции сказано чуть иначе: «Отдано приказание… отвести для нас комнаты во дворце»{312}. То есть Екатерина II пригласила именно супругов Дашковых, а не подругу с мужем.

Составители биохроники Дашковой не сомневаются в том, что Екатерина Романовна действительно какое-то время жила при дворе, бок о бок с Екатериной II. «Мы переехали в апартаменты, приготовленные для нас во дворце, – писала княгиня. – Мы обедали у императрицы, а так как государыня не ужинала, то нам подавали ужин на нашей половине, и мы приглашали к нему всегда от десяти до двенадцати персон».

Однако Камер-фурьерский журнал вновь вступает в противоречие с рассказом княгини. Этот источник сильно пострадал – пропали тексты за конец царствования Петра III и начало правления Екатерины II, в частности за июль 1762 г. А в августе Дашкова уже не упомянута в журнале. Более того – вплоть до коронации – 22 сентября – ее имя отсутствует на страницах документа{313}.

Показательно, что ни один иностранный дипломат не сообщил своему кабинету о такой редкой милости, как переселение четы Дашковых во дворец. Хотя практически все указывали на исключительную близость княгини к императрице в первое время после переворота. Подобные сведения являлись не данью простому любопытству, а насущной необходимостью: требовалось точно выведать имена новых фаворитов и степень их влияния. Недаром Людовик XV писал Бретейлю: «Надобно знать тех, которые будут преимущественно пользоваться ее [Екатерины II. – О.Е.] доверенностью и заискивать их расположения»{314}. От этого зависели знаки внимания, подарки, предложения крупных сумм за покровительство интересам того или иного двора. Даже Роберт Кейт, не забыв представить княгиню в Лондоне как одну из ключевых фигур переворота, не упомянул о переезде во дворец.

Еще более странно, что дядя-канцлер Михаил Илларионович Воронцов, весьма подробно обсуждавший в переписке с племянником Александром поведение воспитанницы, не упомянул о переезде последней в Зимний. Старый вельможа был весьма чувствителен к «отменным» милостям императрицы, и его молчание нельзя объяснить ни забывчивостью, ни обидой. Речь шла о высочайшем статусе, который отныне занимала княгиня.

Таким образом, «Записки» – единственный источник, который повествует о переезде. Если подобный казус имел место, то Екатерина II очутилась между двух враждебно настроенных друг к другу фаворитов. Положение не из приятных. И княгиня не собиралась смягчать ситуацию.

Она крайне болезненно отнеслась к обнародованию фавора Орлова. «На следующий день, – сообщала Дашкова о 1 июля, – Григорий Орлов явился к обедне, украшенный орденом Св. Александра Невского. По окончании церковной службы я подошла к дяде и к графу Разумовскому и… сказала смеясь:

– …Вы оба глупцы»{315}.

Поясним: гетман и воспитатель наследника «глупцы» не только потому, что не поверили молоденькой союзнице, будто «Орлов – любовник ее величества». Но и потому, что считали себя первыми лицами переворота. Однако и сама Екатерина Романовна думала так же.