Тут она впервые посмотрела на него без отвращения. И впервые решилась сказать правду.

— Да, — подтвердила она. — Мне нужны деньги. — Я на мели, а работу в Риме найти не могу.

— Но ты же американка. Можешь поехать домой.

— Не могу.

— Почему же?

Она отвернулась.

— Не могу, и все. Там мне ловить нечего.

Немного поразмыслив над ее словами, он пришел к резонному умозаключению.

— Тебя ищет полиция?

— Нет. Не полиция…

— Тогда от кого же ты бегаешь?

От самого дьявола, сказала она себе. Но вслух произнести побоялась, иначе он решил бы, что она спятила. И она ответила просто:

— От одного типа. Страшного такого.

От жестокого поклонника — верно, решил он. И сочувственно кивнул.

— Значит, тебе нужны деньги. Ладно, идем. Дам немного.

Он повернулся и направился в спальню.

— Погоди, Филиппо. — Она виновато полезла к себе карман и достала сотню евро, которую вытащила у него из ящика с носками. И как только у нее рука поднялась ограбить парня, истосковавшегося по простому человеческому общению! — Прости, — призналась она. — Это твое. Честное слово, мне очень нужны деньги, но я не должна была их брать. — Она подошла к нему, взяла его руку и вложила в нее деньги, едва осмелившись посмотреть ему в глаза. — Как-нибудь перебьюсь.

Она развернулась, собираясь уходить.

— Кэрол… Это твое настоящее имя?

Она остановилась, держась за дверную ручку.

— Какая разница, оно не хуже любого другого.

— Говоришь, тебе нужна работа? А что ты умеешь?

Она посмотрела на него.

— Все что угодно. Могу быть хоть уборщицей, хоть официанткой. Лишь бы платили наличными.

— Ты хорошо говоришь по-итальянски. — Он задумчиво посмотрел на нее. — У меня тут, в Риме, живет двоюродная сестрица, — наконец сказал он. — Экскурсии всякие устраивает.

— Какие экскурсии?

— В Форум, в базилику. — Он пожал плечами. — Сама знаешь, по всяким разным местам, куда обычно ходят туристы. Иногда ей нужны экскурсоводы, говорящие по-английски. Только у них должно быть образование.

— У меня есть! Я закончила колледж по специальности античность. — Новая надежда заставила ее сердце биться сильнее. — В сущности, я много всего знаю об истории. О древнем мире.

— А о Риме?

Лили вдруг рассмеялась и поставила рюкзак на пол.

— Если уж на то пошло, — ответила она, — то да.

Маура стояла на обледенелом тротуаре Бикон-Хилла и смотрела на особняк, окна которого манили уютным светом. В передней мерцали отблески огня в камине, как в тот раз, когда она впервые переступила порог этого дома, соблазнившись теплом пляшущих языков пламени и перспективой выпить чашечку кофе. Сейчас же ее влекло сюда любопытство — желание больше узнать о человеке, который, впрочем, вызывал у нее не только интерес, но и страх, чего там греха таить. Она позвонила в дверь и услышала, как трель звонка раскатилась по всему дому, по всем комнатам, которые ей еще только предстояло увидеть. Она ожидала, что на звонок выйдет слуга, и вздрогнула, когда дверь открыл сам Энтони Сансоне.

— А я уж начал было сомневаться, что вы придете, — сказал он, как только Маура вошла в дом.

— Я тоже сомневалась, — призналась она.

— Остальные появятся позже. Думаю, было бы неплохо нам с вами сперва поговорить с глазу на глаз. — Он помог ей снять пальто и открыл потайную створку встроенного шкафа. В доме этого человека даже в стенах таились сюрпризы. — И все же, почему вы решили приехать?

— Вы же сами сказали, у нас с вами общие интересы. Вот мне и захотелось узнать, что вы имели в виду.

Он повесил пальто и повернулся к ней — мощная фигура в черном и лицо, которое каминный огонь окрасил золотыми бликами.

— Зло, — произнес он. — Вот что у нас с вами общее. Мы оба видели его совсем близко. Смотрели ему в лицо, чувствовали его дыхание. Ловили на себе его взгляд.

— С ним многие сталкивались.

— Но вы ведь познали его в глубоко личном плане.

— Опять вы о моей матери.

— По словам Джойс, никто так и не смог установить точное число жертв Амальтеи.

— Я не следила за ходом расследования. Держалась подальше от этого дела. Последний раз виделась с Амальтеей в июле и не собираюсь больше ее навещать.

— Не замечать зло не значит изгнать его. Зло все равно рядом, оно по-прежнему часть вашей жизни…

— Только не моей…

— …оно у вас в ДНК.

— Случайность рождения. У нас с ней ничего общего.

— Да, но в определенном смысле, Маура, злодеяния вашей матери, должно быть, обременяют вас. Заставляют вас задумываться об этом.

— О том, что и я чудовище?

— Вы думаете об этом?

Она помолчала немного, ощущая на себе его пристальный взгляд.

— Я совсем не такая, как мать. Если уж на то пошло, я полная ее противоположность. Взять хотя бы мою профессию, мою работу.

— Своего рода искупление грехов?

— Мне нечего искупать.

— И все же вы решили действовать на стороне жертв. И правосудия. Не каждому под силу сделать такой выбор и выполнять работу столь же исправно и ревностно, как это делаете вы. Поэтому я и пригласил вас сегодня. — Он открыл дверь в соседнюю комнату. — И хочу вам кое-что показать.

Она проследовала за ним в обшитую деревом столовую, где уже был накрыт к ужину массивный стол. Пять приборов — успела она сосчитать, взглянув на искрящиеся хрустальные бокалы и блестящие фарфоровые чашки, окаймленные кобальтовой синью и позолотой. Там был еще один камин, и в очаге горел огонь, но эта огромная комната с почти четырехметровым потолком располагалась с холодной, наветренной стороны, и Маура порадовалась, что решила не снимать свой кашемировый свитер.

— Может, для начала бокал вина? — предложил Сансоне, беря в руки бутылку каберне.

— Пожалуй. Благодарю.

Он налил в бокал вина и передал гостье, но она тут же забыла о напитке: все ее внимание было обращено к висевшим на стене портретам. К галерее лиц, мужских и женских, взиравших на нее из туманной глубины веков.

— Это лишь малая часть, — пояснил хозяин дома. — Эти портреты мои предки собирали годами. Некоторые из них — современные копии, другие — всего лишь воспоминание о том, как они выглядели на самом деле. Но есть и подлинники. Так эти люди, должно быть, выглядели при жизни.

Он прошел через всю комнату и остановился возле одного портрета. Молодой женщины с блестящими темными глазами и черными волосами, аккуратно собранными на затылке. Ее бледное, овальной формы лицо казалось полупрозрачным в освещенной неярким пламенем очага комнате и таким живым, что Мауре даже почудилось биение пульса на ее белой шее. Девушка сидела чуть вполоборота к художнику, ее бордовое, расшитое золотыми нитями платье ярко сверкало, взгляд — прямой, бесстрашный.