Игнатий делал упор одновременно и на божественности, и на земной реальности Иисуса. В Иисусе «Бог явился по-человечески ( anthrôpinôs )» ( Еф 19:3). В противовес докетизму Игнатий вписывал Иисуса в исторические обстоятельства иудейского и греко-римского мира. В начале II века он создал некую минимальную формулу христианского вероисповедания, сродни Староримскому символу веры (середина II века). В ней подчеркивается подлинное человечество Иисуса. Самая разработанная версия содержится в Послании к Смирнянам:

...

А вот два более кратких наброска:

...

...

Отметим исторические привязки к политической истории: Понтий Пилат, римский префект Иудеи, и Ирод Антипа, тетрарх Галилеи. При этом Игнатий нигде не связывает Иисуса с иудейским народом как таковым. Он молчит о первосвященниках Анне и Каиафе, которые выдали Иисуса римлянам, и видит основного предка Иисуса не в Аврааме (как обстоит дело в евангельских генеалогиях), а в Давиде (ср. Рим 1:3: «…родился от семени Давидова по плоти»). Зато он напрямую говорит о рождении от девы. Впрочем, формулировка («зачат был Марией из семени Давидова, но от Духа Святого») оставляет лазейку для активной роли Иосифа, как и синайская сирийская рукопись с Мф 1:16 («Иосиф родил Иисуса»).3 Однако вопросы, касающиеся Марии как Богородицы, оживленно дискутировались лишь в Церкви IV–V веков, и не входят в нашу нынешнюю тему.

В плане христологии заслуживают упоминания еще две тринитарные фразы, которые вроде бы не служат какой-либо конкретной цели.

• Игнатий призывает магнезийцев благоуспевать «плотью и духом, верой и любовью, в Сыне, и Отце и в Духе » ( Магнезийцам , 13:1).

• Игнатий пишет, что эфесяне – «камни храма Отчего» и возносятся «на высоту орудием Иисуса Христа, то есть крестом, посредством верви Святого Духа » ( Эф 9:1). Эти образы не получают богословского истолкования.

Игнатий мимоходом замечает: «Уже последние времена» ( Эф 11:1). Эту мысль он не развивает: эсхатологические чаяния находятся на периферии его мысли.

Игнатий Антиохийский свидетельствует о целом ряде существенных изменений в христианских верованиях и обычаях. Прежде всего, это касается тезиса о божественности Иисуса. Однако ни из чего не видно, что эти изменения были реально продуманы, и из них были сделаны далеко идущие доктринальные выводы. Потребовалось еще лет двести, чтобы Церковь разработала четкое учение о божественности Христа и его взаимоотношениях с Богом Отцом, и согласовала его с монотеизмом, унаследованным от иудаизма. Первые серьезные шаги в данном направлении были сделаны в конце II века апологетами, философами и богословами, начиная с Юстина Мученика (около 100 – около 165 годов), о котором мы поговорим в следующей главе.

Поликарп, епископ Смирнский, считается учеником пресвитера Иоанна (см. главу 5) и учителем Иринея Лионского, который был родом из Смирны. Нам известно лишь одно его послание, написанное в ответ на просьбу филиппийской церкви об имеющихся у него копиях писем Игнатия. Есть и возвышенный отчет о мученичестве самого Поликарпа. Оба этих текста мало, что добавляют к информации о развитии христианства в первой половине II века. Согласно «Мученичеству Поликарпа», к моменту кончины Поликарп служил Христу уже 86 лет. Осужденный язычниками и иудеями, он был приговорен к казни как неверующий за отказ поклясться Кесаревой Фортуной.

По мнению многих исследователей, Поликарп написал два послания: одно – вскоре после смерти Игнатия в 110 году ( Флп 9:1), другое – лет через тридцать. Впоследствии, полагают эти ученые, оба послания были соединены в единый документ, который и сохранился до наших дней.

Поликарп использовал евангелия, и в отличие от большинства других авторов своего времени, редко обращался к Еврейской Библии или апокрифам. Он осуждал еретиков, которые не исповедовали Иисуса, пришедшего «во плоти», то есть докетических гностиков, чьего вождя (Маркиона? см. главу 8) он называет «первенцем сатаны» ( Флп 7:1). В плане христологии ничего особенно нового не видно. Есть лишь обычные титулы, восходящие к Новому Завету («Спаситель», «вечный Священник», «Сын Божий»). Напротив, в «Мученичестве Поликарпа» трижды используется титул «Раб» ( pais ) (14:1, 3; 20:2), который был в ходу еще у первохристиан (см. Деяния апостолов), хорошо отражен в Дидахе и даже иногда в Первом послании Климента.

Согласно Фрагменту Муратори, древнейшему списку новозаветных книг (конец II века), Ерм был братом папы Пия, епископа Рима, в 140–154 годах. Его книга, состоящая из пяти «Видений», двенадцати «Заповедей» и десяти «Подобий», пользовалась большой популярностью во II–III веках. Ее включали в Писание такие видные авторитеты, как Ириней и Тертуллиан. Ориген также считал ее канонической, хотя и редко читаемой за богослужением. Напротив, Фрагмент Муратори отрицал за ней канонический статус, но допускал читать в церкви.

«Пастырь» – это апокрифический апокалипсис, текст без особой глубины, но не лишенный увлекательности. Название связано с тем, что «Пастырем» был ангел, который объяснял Ерму нравственные учения (прежде всего, о покаянии). В этих учениях есть любопытная особенность: после крещения покаяние возможно лишь единожды. Согрешающий христианин имеет единственный второй шанс вернуться к Богу. Если он впадет в грех после второго прощения, это влечет за собой вечное отлучение от церкви и вечное проклятие.

Подобно большинству раннехристианских авторов, за исключением Игнатия, Ерм не прописывает четко иерархическую структуру церкви и не декларирует четко монархического епископата, но говорит о пресвитерах и епископах во множественном числе.

Мы уже знаем, что автор «Заповедей» использует нравственное учение о двух путях ( Заповеди , 2:4–6; 6:2; 8:1–2). В таком заимствовании из иудейской этики Ерм шел по следам Дидахе и Варнавы.

Стоит отметить и любопытные богословские мысли в высказывании о Воплощении Святого Духа, явно связанном с Логосом: