Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее глаза открылись, и она улыбнулась. Протянула руки, сжала в ладонях его лицо и притянула к своему, целуя с нежданной безграничной нежностью. Страсть поглотила сожаление, и он предался экстазу.
Чувства Лейты были иными. И она грезила об этом дне, когда отдаст свою девственность любимому. Так оно почти и произошло. Ведь Утер был всем, что осталось от Кулейна, и она видела Воина Тумана в грозовых глазах Утера. Прасамаккус был прав: слабосильный юнец, блуждавший в лесу, исчез навсегда, преобразившись в этого могучего, уверенного в себе воина. Она поняла, что сможет полюбить его, но не той безумной, удивительной страстной любовью, которую испытывала к Кулейну. И пока она вспоминала его, воспоминания смешались в ее сознании с медленно пульсирующим ритмом в самом центре ее существа, и она почувствовала, что владеет ею Владыка Ланса, серебряного копья.
Ее тело содрогнулось в жгучих волнах наслаждения, граничившего с болью. И на гребне экстаза она прошептала его имя.
Утер услышал и понял, что потерял ее в тот самый миг, когда обрел…
Бальдрик поднялся на плато Эрин на следующее утро еще на заре. Когда вуры накинулись на воинов, он в мгновение ока очутился на дереве и оттуда наблюдал за происходившим. Звери разорвали десятки людей и лошадей и выгнали войско из леса. Бальдрик последовал в отдалении и теперь сообщил, что в Марин-са не осталось ни одного врага. Коррин отправил разведчиков нести дозор, не появится ли другое войско, и взглянул на Утера – одобряет ли он? Утер кивнул.
– Враги вернутся, – сказал принц, – но мы должны использовать отсрочку.
Утер позвал Прасамаккуса и отправил его с Хогуном на охоту, чтобы добыть свежего мяса. Лейта пошла с ними собирать грибы, травы и съедобные коренья. Рьял и Кэрл были посланы в город Калья узнать, какое впечатление произведет известие о поражении войска.
Последним Утер подозвал к себе Коррина, и вместе они подошли к краю каменного кольца, оглядывая огромный лес и волны холмов Марин-са.
– Расскажи мне про духов, – сказал Утер.
Коррин пожал плечами.
– Я видел их всего раз и издали.
– Ну, тогда расскажи мне легенду.
– Так ли разумно поднять войско мертвецов?
– Так ли разумно восстать против Царицы-Ведьмы, если восставших всего девятнадцать?
– Я понял. Ну, так легенда гласит, что духи были воинами древнего царя, а когда он умер, они строем отправились в подземный мир, чтобы вернуть его в мир живых. Но заблудились и теперь вечно маршируют в безднах Пустоты.
– Сколько их?
– Понятия не имею. Когда я их увидел, то разглядывал недолго. Сколько успел, когда на бегу оглянулся через плечо.
– Где ты их видел?
– Здесь, – ответил Коррин. – На Эрине.
– Так почему мы их не видим?
– Так луны же… но откуда тебе знать? В году бывают ночи, когда сияние Априка, большой луны, не видно и светит только Сенник. В такие ночи выходят духи и кольцо заволакивается туманом.
– А когда Сенник будет светить в одиночестве?
Коррин пожал плечами.
– Прости, Утер, я не знаю. Случается это четыре раза в году. Иногда шесть раз. Может, Рьял знает.
Его отец наблюдал звезды, и, наверное, он что-нибудь слышал. Когда он вернется, я у него спрошу.
День Утер провел, изучая лес вокруг холма, выискивая потаенные места и тропы, которыми могли бы воспользоваться восставшие, когда воины вернутся. И все это время в нем нарастало ощущение бессилия – ведь военные гении, чьи жизни описал Плутарх, все имели одно общее: все они рано или поздно получали под свою команду войска. А чего мог бы добиться он с десятью лесовиками, охотником-калекой и лесовичкой, искусной в стрельбе из лука? И даже если бы ему удалось набрать отряд из местных жителей, сколько времени понадобится, чтобы обучить их? И сколько времени даст им Астарта?
Он разделял опасения и Прасамаккуса, и Коррина, касавшиеся войска мертвецов. Но любое войско – все-таки войско, а без него их гибель неизбежна.
Голодный, усталый, он сел на берегу ручья и позволил своим мыслям вернуться к тому, о чем он запретил себе думать. В апогее страсти он услышал, как Лейта назвала имя Кулейна, и его словно разорвало пополам. Он преклонялся перед Кулейном, а теперь испытывал к нему жгучую ревность, и он любил Лейту, но сейчас был полон гнева на нее. Рассудок твердил ему, что не ее вина, если она все еще любит Кулейна, но и гордость, и сердце не позволяли ему смириться со вторым местом.
– Привет тебе! – произнес чей-то голос, и Утер вскочил, сжав в руке меч. Совсем близко сидела молодая женщина в простой тунике из сверкающей ткани.
Волосы у нее были золотыми, глаза – синими.
– Прости, – сказал он. – Ты меня напугала.
– Значит, прощения должна попросить я. Ты задумался о чем-то.
Никогда он еще не видел подобной красавицы. Она встала, подошла к нему и протянула руку к его плечу.
Когда она посмотрела ему в глаза, он заметил, что в ее глазах появилось странное выражение.
– Тебя что-то встревожило, госпожа?
– Вовсе нет, – ответила она поспешно. – Посиди со мной немного.
Песенки лесных птиц вдруг зазвучали точно струны лиры под легкими пальцами музыканта. Солнце озаряло их обоих, и все краски леса засияли небесной красотой. Он сел.
– Ты напоминаешь мне того, кто когда-то был рядом со мной, – сказала она, наклоняя к нему лицо, овевая его дыханием, душистым и волнующим.
– Надеюсь, это был кто-то, кто нравился тебе?
– Бесконечно. Твои глаза, как у него, цвета Тумана.
– Кто ты? – прошептал он внезапно охрипшим голосом.
– Быть может, сновидение. Или лесная нимфа?
Или влюбленная? – Ее губы чуть коснулись его щеки, и она прижала ладонь к груди.
– Кто ты? – повторил он. – Скажи мне.
– Я Афина.
– Греческая богиня?
Она отпрянула от него в изумлении.
– Откуда ты знаешь про меня? Этот мир далек от Греции.
– А я далек от своего дома, госпожа.
– Ты из Тумана?
– Нет. А как еще ты зовешься?
– Вижу, ты знаешь про Фераг. Еще я зовусь Горойен.
Теперь изумление зазвучало в голосе Утера.
– Ты возлюбленная Кулейна, он часто говорил о тебе.
Гибким движением она чуть отодвинулась.
– И что же он говорил?
– Он сказал, что любил тебя еще на рассвете истории. Надеюсь, ты простишь меня, если я скажу, что вижу почему.
Она поблагодарила его легкой улыбкой.