— Ты права, Лиам говорил со мной, но это к делу не относится. Черт возьми, Мел, иногда мне действительно хочется ударить тебя. Если бы кто-то намеренно разбил сердце Итана, а затем оставил его в тюрьме на несколько месяцев, что бы ты чувствовала как его мать? Неважно, кем я была раньше, он все еще мой сын, и ему было больно.

Если бы это был Итан, я бы… Я поняла ее точку зрения.

— Мы с Лиамом завтра отправляемся в Вашингтон. Вы с Седриком должны быть готовы сопровождать нас. Я хочу, чтобы ты была с Итаном, когда мы не сможем. Мы уже купили дом. — Я хотела развернуться и уйти. Однако я этого не сделала. — И, Эвелин, я понимаю. И до тех пор, пока у нас не возникнет эта проблема снова, я уверена, что у нас все будет хорошо. Ты единственная бабушка моего сына, ты нужна ему.

Эти люди заставляли меня быть доброй.

ЛИАМ

Когда я вернулся в нашу комнату, я услышал ее ужасное пение и не смог сдержать улыбки. Она действительно понятия не имела, насколько плоха на самом деле. Она всегда начинала с жужжания, а потом, выла, как страдающая банши. Раздевшись, я вошел в ванную и наблюдал, как вода стекает по ее телу.

— Ты собираешься стоять там весь день, Джинкс, или все-таки войдешь? — спросила она, и я услышал смех в ее голосе.

Зайдя ей за спину, я схватил ее за талию и притянул к себе. Я укусил ее за ухо и обхватил ее киску одной рукой, в то время как другой схватил ее за грудь.

— Еще раз так пошутишь, и я заставлю тебя пожалеть об этом. — Я крепко сжал ее сосок.

— Вот мой ответ, извращенец. — Я чувствовал, как она изо всех сил пытается сдержать стон, который нарастал в ее груди. Она давила на меня, и я знал это, но я не мог контролировать себя всякий раз, когда она была в моих объятиях, особенно когда она была обнаженной и мокрой.

Развернув ее, я прижал ее спиной к кафельной стене.

— Если ты хотела, чтобы я жестко трахнул тебя, жена, все, что тебе нужно было сделать, это попросить. Тебе не нужно было меня злить. — Хотя я знал, как сильно ей нравилось это делать.

— Прости, Лиам. Не мог бы ты, пожалуйста, трахнуть меня… жестко? — сладко попросила она, когда вода полилась на нас.

Схватив ее за бедра, я приподнял ее вверх, прежде чем завладеть ее губами, я вонзался в нее, пока не вошел в нее по самые яйца. Мой язык коснулся ее языка, и я почувствовал, как она прижалась ко мне, когда ее затвердевшие соски прижались к моей груди.

— О… — она застонала мне в рот, когда ее руки обвились вокруг моей шеи и вцепились в волосы.

— Насколько сильно, жена? — Спросил я, входя в нее все глубже и глубже.

Ее рот приоткрылся, и ее тело задрожало от удовольствия. Она закрыла глаза, когда я вошел в нее. Притянув меня ближе к себе, она укусила меня за ухо.

— Сильнее, — прошептала она, двигаясь, чтобы слизать воду, которая стекала с моей челюсти. Я вошел в нее, и, как всегда, она схватилась за мои волосы. Улыбка появилась на ее губах, когда я поцеловал ее грудь и сильно ущипнул за сосок.

— Сильнее.

Дорогой Боже.

— Ты такая чертовски тугая, детка. — Я прикусил губу. Мне потребовались все мои силы, чтобы не кончить прямо здесь и сейчас. То, как она цеплялась за меня, звуки, которые срывались с ее губ…все это сводило меня с ума.

— Сильнее! — снова выдохнула она.

Она любила грубость, это было то, что мне нравилось в ней. Запустив руку в ее волосы, я откидываю ее голову назад и обнажаю шею, покусывая и целуя ее по всей длине. Ее ноги обвились вокруг моей талии, позволяя ей усиливать каждый толчок, пока мы оба не кончили.

Она засмеялась, когда вода продолжала обрушиваться каскадом вокруг нас.

— Что? — Спросил я.

— Ничего.

— Нет. Что? — Почему она так на меня смотрела?

— Ничего. — Она сделала паузу, прежде чем снова рассмеяться, прекрасно зная, что я не перестану, пока она не ответит. — Я счастлива. Ладно, черт возьми? И я буду счастливее, как только мы закончим с Птицеловом, — пробормотала она, и я поцеловал ее в щеку и вышел из нее.

После того, как мы вымылись, мы прошли в спальню, где я вручил ей письмо от Начальницы тюрьмы.

— Что это? — спросила она, разворачивая его.

— Прочти это, — сказал я, вытирая волосы.

— Дорогой мистер Каллахан, по вашей просьбе я написал это письмо от руки. Я хочу выразить свою огромную печаль по поводу вашего незаконного заключения….в общем, чушь собачья, чушь собачья. Почему я это читаю?

— Потому что завтра, после того как мы получим ключ от города, я разрушу и ее, и ту гребаную исправительную систему, которой она управляет.

Она не выглядела удивленной.

— Правда? Ты собираешься рассказать всему городу, что она была грубой? Кажется, немного маловато по шкале мести.

— Включи новости, — сказал я ей, подходя к своему комоду и вытаскивая пару боксеров. Я проверил прямую трансляцию на столе и посмотрел, как Итан спит в своей кроватке, пока тихо сосет большой палец.

Я услышал, как включился телевизор, и повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть женщину, рассказывающая именно то, что я хотел, чтобы Мел увидела. Из всех надзирателей, которых я видел за последние пять месяцев, доктор Рейчел Олден была, безусловно, той, кто разозлил меня больше всего. Ее постоянная потребность приручить меня, как будто я был ее ручной обезьянкой, мягко говоря, приводила в бешенство.

— Источники подтверждают, что полиция Чикаго действительно знала о невиновности Лиама Каллахана. Хотя подробности все еще не разглашены, высказываются предположения, что это был политически мотивированный шаг против семьи Каллахан, которые высказали свое разочарование в полицейском управлении. Среди подозреваемых внутренних игроков, которые были названы, офицер Скутер, который в настоящее время находится в бегах,