– Кирилл, давай в темпе, – сказал Лаврик. – Двушки есть?

– Найду, – сказал Мазур и вылез.

…Миша, прислонившись плечом к темно-вишневой «Волге» босса, слушал Мазура внимательно, с обычным бесстрастным видом.

– Интересно, Кирилл Степанович… – сказал он, когда Мазур закончил. – Кто ж их навел-то?

Действительно, подумал Мазур. Подкинули опий, или Вадим с Верой в самом деле балуют еще и этим – кто-то должен был навести. Если допустить, что они уже здесь купили, – мог и продавец.

Но не станешь же Мишу расспрашивать, как тут обстоит с торговлей опием – даже если что-то знает, промолчит. Мазур для них, в конце концов, не более чем шестерка наемная, разве что обращение культурнее, чем с Жорой…

– Ну ладно, – сказал Миша. – Не моего ума дело, поеду посоветуюсь с кем надо… Вас никуда не подбросить по дороге?

– Да нет, мне тут пешком близко… – сказал Мазур.

На обратном пути он успел кое-что обдумать. Когда он сел в машину, дядя Гоша переехал на другую сторону улицы, проехал почти квартал и остановился там, откуда здание городской милиции просматривалось прекрасно.

Ждали около получаса. Потом появилась знакомая темно-вишневая «Волга», лихо затормозила, встала параллельно крыльцу, и из нее вылез Горский, вошел в здание – степенно, неторопливо, по-прежнему вальяжный и весь из себя представительный.

– Дядя Гоша, – сказал Лаврик. – А Горский может договориться с этим вашим Омельченко?

– Не хуже меня, – сказал дядя Гоша. – Старый знакомый. Рыбалка, коньячок на даче, всякое такое… Речь, в конце концов, идет о мелочевке, да еще такой, что в суде заведомо рассыплется…

– Послушайте, – сказал Мазур. – А вдруг это очередной ход наших сексуально озабоченных? Может он придумать какой-нибудь финт, чтобы выпустили одну Веру? Тогда им и карты в руки…

– Не знаю, врать не буду… – сказал дядя Гоша. – Умный человек всегда может что-то придумать, а Иваныч – мужик умный…

– Вот и посмотрим, – сказал Лаврик.

– Ага, – фыркнул дядя Гоша. – Потому ты и не меня пустил, Горского предпочел?

– Ну да, – безмятежно сказал Лаврик. И повторил: – Вот и посмотрим.

Горский пробыл в здании минут двадцать. Вышел столь же степенный, с бесстрастным лицом, так что невозможно было определить, чем закончилась его миссия. Сел в машину, и она тут же отъехала.

– Вот и думай теперь, чем кончилось…

– А что тут думать, дядя Гоша? – сказал Лаврик. – Сидим и ждем. Если через полчаса не выйдут, придется тебя запускать, как орудие главного калибра… Омельченко знает, кто ты такой не снаружи, а внутри?

– Знает. По должности знать обязан. Мало ли что мне потребуется от доблестной милиции…

– Ну вот, уже лучше, – сказал Лаврик. – А если ему еще под большим секретом рассказать, кто они такие на самом деле…

– Даешь санкцию?

– Даю, – сказал Лаврик. – Имею право.

Они показались на крылечке минут через пятнадцать, чуть постояли, щурясь: видимо, камера, где их держали, находилась в темноватом месте. Потом спустились со ступенек и повернули было в другую сторону. Дядя Гоша длинно посигналил, потом высунулся в открытое окошко и помахал рукой. Они встрепенулись и, узнав, направились к машине с примечательными лицами – радостными, но с налетом грусти.

– С чем отпустили? – спросил Лаврик. – С подпиской о невыезде?

– С ней, – зло поджимая губы, ответил Вадим. – Уголовное дело возбудили…

– Это они умеют… – сказал Лаврик. – Это их хлебом не корми…

– Но это же не наша дрянь! – воскликнула Вера. – Я вообще это первый раз в жизни увидела!

– Да обойдется, Верочка, – сказал дядя Гоша мягко.

– Ага, обойдется! Знаете, какой там срок? Мне следователь говорил…

– Срока, Верочка, к людям не всегда просто бывает присовокупить, – рассудительно сказал дядя Гоша. – У вас ведь анализы брали? И никаких следов в организме не нашли?

– Ну, не нашли, – сварливо откликнулась она. – Только следователь сказал, что это еще ничего не значит. Что мы могли этот чертов опий принимать в последний раз так давно, что он успел из организма выветриться…

– Всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого, – наставительно сказал Лаврик. – Тем более, как доложила наша разведка, и ваших отпечатков пальцев на коробочке нет. Я бы на вашем месте не особенно переживал.

– Хорошо тебе говорить, Костя, – угрюмо бросил Вадим. – Не с тобой вся эта галиматья творится… А тут… И отпуск уже не отпуск, все опаскудили, и кончится неизвестно чем… Какая сука могла подбросить? Ведь подбросили!

– А может это… те подонки? – сказала Вера. – Ведь легче легкого! Дома иногда никого не остается, и мы все уходим, и тетя Фая. А из Жульки сторож, как из меня… ну я не знаю кто.

Мазур, разумеется, промолчал, не стал ей говорить, что «те подонки» пальнем не шевельнули бы без ведома шефа… но что, если им такой приказ и дали? Поди с маху догадайся, что за всем этим стоит.

Лаврик что-то молчит, соображениями не делится совершенно, а ведь не может у него не быть соображений…

Телефонный звонок раздался ни свет ни заря – правда, Мазур с Алиной уже встали и сидели на кухне, ожидая, когда закипит кофейник. Алина в распахнутом халатике ускакала в комнату, вскоре чуточку удивленно позвала:

– Кирюш, это тебя!

Поддернув плавки, он вышел в гостиную и взял трубку розового телефона импортного происхождения.

– Кирилл Степанович? – послышался ровный вежливый голос. – Это Миша некто. Вы уж извините, что я вас там потревожил, но хозяйка ваша сказала, что дома вас нет, и неизвестно, когда появитесь… А дело к вам срочное, сами понимаете, от кого…

– Всегда готов, – сказал Мазур с некоторой иронией. – Куда ехать?

– А не надо вам никуда ехать. Я сам к вам подъеду, ориентировочно минут через пять. Вы уж спуститесь, лады? Дел-то на пару минут, но не по телефону же…

– Понял, – сказал Мазур. – Спущусь.

– Отлично. Минут через пять буду.

В трубке запищали короткие гудки. Мазур положил ее на рычажки, пошел в спальню и принялся натягивать брюки. Из всех чувств наличествовало одно: любопытство – лед тронулся вновь, а им только это и нужно. Побольше событий, побольше информации, чтобы наконец что-то понять…

Вошла Алина, спросила без всякого раздражения:

– Ты уже приятелям мой телефон даешь?

– Да нет, – сказал Мазур. – Это он меня вычислил. Твоего телефона я ему не давал, значит, сам знает…

– Кто?

– Миша.

– Шагарин?

– Ну, не знаю, как там его фамилия, – сказал Мазур. – Тот, что у дяди Севы шоферит.