Заметив, что Шайна вновь погрузилась в раздумья о предстоящей встрече с братом, Эйрин придержала коня, чтобы поравняться с Финнелой и Мораг, которые ехали шагов на двадцать позади, живо болтали и то и дело заливались жизнерадостным смехом. За время путешествия кузина больше всего сблизилась именно с Мораг, и в этом не было ничего странного. Обе имели много общего — были веселы, смешливы, легкомысленны, обожали сплетничать и перемывать косточки знакомым, увлекались песнями бардов, из всех книг отдавали предпочтение любовным романам, а еще могли часами говорить об одежде и украшениях, и при этом Мораг всякий раз поражала Финнелу своей глубокой и всесторонней осведомленностью в традиционных женских нарядах.

Вместе с тем как Мораг, так и Финнела были умны, любознательны, наблюдательны, что создавало приятный контраст с их беззаботным характером, непритязательными вкусами в литературе и чрезмерным увлечением модой. Также их объединяла одна в целом негативная черта — и той и другой была присуща неистребимая склонность к лени, обе просто обожали бездельничать. Финнела только на шестнадцатом году жизни взялась за ум и начала осваивать чары, а Мораг до сорока двух лет пробыла в рядах младших сестер. Сама она объясняла свое длительное обучение тем, что является едва ли не самой слабой из взрослых ведьм, однако Шайна сказала Эйрин, что на самом деле это глупости. За всю историю Сестринства еще не было такой ведьмы, которая не могла бы сдать экзамен из-за недостатка силы, и вообще среди переростков (то есть сестер, которые пробыли младшими более тридцати лет) распределение по силе примерно такое же, как и среди всех ведьм. Самая большая проблема Мораг состояла как раз в ее лени, нежелании сосредоточиться на учебе. А когда она все же заставляла себя всерьез за что-нибудь взяться, быстро достигала успеха. Точно так же дела обстояли и у Финнелы. Они и впрямь были два сапога пара.

Когда Эйрин приблизилась к ним, Мораг с лукавой улыбкой рассказывала что-то о Шайне, а Финнела слушала и хихикала. Эйрин тоже интересно было бы узнать, какую еще историю из бурного детства Шайны припомнила на этот раз Мораг, но та как раз закончила:

— Словом, это было незабываемое зрелище. И именно в тот день Шайна окончательно утвердилась как самая отчаянная проказница среди младших. Ее воспитанница сестра Мирген просто обалдела, когда увидела ту обезьяну.

Финнела звонко рассмеялась, а Мораг повернула голову к Эйрин и спросила:

— Шайна до сих пор нервничает?

— И еще сильнее, чем раньше. Похоже, до встречи с братом не угомонится.

Мораг важно кивнула:

— Ее можно понять. Это же не просто брат, а брат-ведьмак. Еще и Гвен там будет. Две непростые встречи.

Финнела раскрыла было рот с явным намерением спросить о Гвен, но в последний момент передумала. И правильно, про себя похвалила ее Эйрин. Есть вещи, о которых не стоит сплетничать.

Впрочем, она немного поторопилась с одобрением. Кузина все-таки не смогла удержаться:

— А что между ними произошло? Ну, между Шайной и Гвен?

— Точно не знаю, — неохотно ответила Мораг. — Сдав экзамены, Шайна сразу отправилась в гости к Гвен. В дороге ей составила компанию сестра Айлиш, и именно она, когда была в Эврахе, рассказала мне, что Гвен встретила их не очень радостно. А уже на следующий день расстроенная Шайна сказала Айлиш, что поедет с ней дальше, хотя раньше собиралась задержаться в Кыл Морганахе. Думаю, Гвен, став ведьмачкой, решила начать новую жизнь. Ну, в том смысле, чтобы жить как обычная женщина — выйти замуж, родить детей. А у Шайны конечно же были совершенно другие планы… Все это очень грустно. Мне так жаль Гвен, что просто сердце разрывается. Другое дело, если бы она сама была виновата — скажем, как та дура, Дорис вер Мырнин, сестра, обнаружившая у Эйрин Искру.

— И что она сделала? — поинтересовалась Финнела.

Мораг сразу оживилась:

— О, это хорошая история! И очень поучительная для юных ведьм. — Она бросила взгляд на Эйрин. — Дорис старше меня на одиннадцать лет. Мне было пятнадцать, а ей двадцать шесть, когда случилось это несчастье. Поговаривают, Дорис еще с детства была похотливой, как белтенская кошка…

— Авронская, — поправила ее Эйрин.

— У нас говорят «белтенская». Это у вас аврон — весенний месяц, а на Тир Минегане еще холодно. Морозов почти не бывает, но постоянно идет дождь, поэтому коты не очень порываются гулять. Впрочем, это не имеет значения. Авронская или белтенская, Дорис была похотлива, как кошка, заглядывалась на всех мужчин подряд, а со временем стала удовлетворять свою похоть особыми игрушками…

— Особыми? — озадаченно переспросила Финнела. А в следующую минуту догадалась, о чем идет речь, и густо покраснела. — О, понимаю… И из-за них она лишилась девственности?

Мораг уставилась на нее ошеломленным взглядом:

— Ты это серьезно? Нет, в самом деле?.. Ой, какая же ты наивная! Этот формальный признак девственности не имеет совершенно никакого значения. Такой девственности можно лишиться самым невинным образом, например неудачно забравшись в седло. К утрате Искры приводит мужское семя — именно оно является самым большим врагом каждой ведьмы. А особые игрушки абсолютно безопасны — за исключением того, что оставляют после себя чувство опустошения и только разжигают желание познать настоящего мужчину. Вот Дорис терпела-терпела и в конце концов не смогла стерпеть, выбрала себе среди минеганских гвардейцев самого статного красавца и что-то намудрила с его хозяйством, чтобы семя не попадало по назначению.

Теперь уже покраснела и Эйрин. А Мораг между тем продолжала:

— Но Дорис была глупа, она не понимала главного. Искру никак не обманешь, а тем более собственными ее чарами. Можно подумать, за семнадцать столетий ведьмы не перепробовали разных способов, как уклониться от обета целомудрия. Однако ничего не получалось — и у Дорис тоже не вышло. Как она ни хитрила, семя все-таки попало в нее и сделало ее ведьмачкой. Вот такая история. И я вам скажу, девочки, у меня никогда не было ни капли сочувствия к сестре Дорис. Она сама напросилась — и точка.

Следующие несколько минут они ехали молча. Эйрин быстро справилась со своим смущением, а вот щеки Финнелы и дальше пылали румянцем.

— Но почему так? — наконец сказала он. — Почему ведьмам нельзя быть с мужчинами?

Мораг слегка неуверенно пожала плечами:

— Возможно, по той же причине, по которой колдовской дар не передается по наследству. Если бы передавался, то спустя некоторое время колдуны превратились бы в высшую касту, которая правила бы простыми людьми, как скотом. А что касается нас… Многие сестры гораздо умнее, чем я, утверждают, что если бы ведьма могла забеременеть, то родила бы не просто ведьмака, а чрезвычайно могущественного ведьмака, поскольку ее дитя развивалось бы под влиянием пробужденной, активной Искры, а отпечаток формируется именно в этот, начальный период жизни. Но даже если это не так… в конце концов, не имеет значения. Для простоты будем считать, что ребенок ведьмы был бы обычным ведьмаком. А теперь представьте, что все ведьмы стали бы производить на свет ведьмаков и ведьмачек. Скажем, раз в десять лет… нет, пусть будет двадцать. Отбросим слишком молодых сестер, останется где-то четыреста ведьм. Разделим их количество на двадцать лет и умножим на сто — среднюю продолжительность жизни ведьмаков. Правда, Этне говорит, что эта цифра немного завышена, на самом деле ведьмачки живут около девяноста шести лет, а о среднем возрасте ведьмаков вообще сложно судить, поскольку их было слишком мало для корректного усреднения. Она ужасно любит точность.