Для проведения такой операции НКВД не хватало своих полномочий, и первый заместитель наркома внутренних дел СССР, комиссар государственной безопасности 1-го ранга В. Меркулов письменно доложил в Государственный Комитет Обороны Л. П. Берии, В. М. Молотову и лично И. В. Сталину о новых планах чекистов. Вот тут-то Главковерх быстрее других понял, какие возможности может принести операция «Монастырь» для выполнения стратегических замыслов и действий Ставки ВГК, если ее направить на перехват в 1942 году военной инициативы у фашистов. Вождь наложил на нее табу и кроме непосредственных исполнителей больше к ней никого не подпускал.

Естественно, что после того как Сталин взял операцию «Монастырь» под свой контроль, строго ее засекретив, она сменила свои задачи, став основной стратегической радиоигрой с фашистским военным руководством. Теперь с ее помощью Ставка ВГК могла:

♦ во-первых, выявить ближайшие интересы и замыслы гитлеровских генералов на их Восточном фронте;

♦ во-вторых, вводить в заблуждение фюрера относительно действий советских войск;

♦ в-третьих, через «Гейне»-Демьянова, а потом – «Макса» с помощью дезинформационных данных и специально под них проводимых мероприятий на советских фронтах «предлагать» руководству Германии такой расклад их дальнейших действий, который бы приводил дивизии вермахта к проигрышному положению.

Абвер сам широко практиковал в своей деятельности методы радиоигр. С лета 1942 года они приобретали для гитлеровцев все большее значение. Генштаб сухопутных сил вермахта, штабы групп армий на Восточном фронте были очень заинтересованы в их реализации. Поэтому подразделения войсковой фронтовой разведки «Ост-I–II–III» пользовались любой возможностью, чтобы начать очередную радиоигру. Ведь этот невидимый инструмент воздействия мог при удачном раскладе стать важнейшим источником сведений о вооруженных силах противника и его планах боевых действий.

Для утаивания оперативных замыслов войсковые объединения и отдельные армии время от времени проводили настоящую перегруппировку своих сил, чтобы у советских разведывательных органов складывалось вполне определенное мнение о новых замыслах германского командования, когда агенты будут сообщать об этих передислокациях. [1]

А что же планировал советский Верховный главнокомандующий получить от радиоигры с фашистами в операции «Монастырь»? В предыдущей главе книги уже рассказывалось о том, что в единый замысел стратегии ведения боевых действий советских вооруженных сил 1942 года были включены еще две операции: «Уран» и «Марс». Летом этого же года началась подготовка контрнаступления под Сталинградом. Очень важно было скрыть эти намерения нашего командования от фашистов. Показать им, что наступление на Ржев и разгром всей группы немецких армий «Центр» будет являться главной задачей Красной армии в 1942 году. Сталину в операции «Монастырь» было еще нужно, чтобы в сообщаемые противнику якобы точные планы боевых действий Красной армии поверил другой верховный главнокомандующий – Гитлер.

Но как правду заменить ложью, учитывая, что фашистское руководство имело большой опыт ведения войн в Европе? И его, что называется, на мякине провести было крайне сложно. Ведь известно, что в ходе радиоигры противнику, чтобы он поверил в содержание шифровки, сообщают не только ложную, но и правдивую информацию. А кто в годы войны мог безнаказанно разрешать отправлять немцам реальные данные о крупных операциях Красной армии?

Только один человек, который являлся самым старшим военачальником – И. В. Сталин.

Генералы П. Судоплатов, Н. Эйтингон или кто-либо другой не могли владеть стратегической, да к тому же совершенно секретной для них информацией такого уровня. Это еще раз говорит о том, что операцию «Монастырь» мог направлять только сам Верховный главнокомандующий. Правда, для ее точного исполнения он подобрал себе особую команду хороших помощников. Они давали ему творческие идеи, в срок воплощали задуманное, умели держать язык за зубами и совершали много нужных действий.

После окончания войны из материалов немецких архивов стало известно, что командование вермахта совершило несколько роковых ошибок, отчасти из-за того, что в выборе планов сражений на своем Восточном фронте максимально полагалось на информацию абвера, полученную от источников якобы из советского военного руководства. Понятно, что такие данные были и в шифровках их самого лучшего агента «Макса».

После поражения немцев в «молниеносной войне» под Москвой Гитлер высказал неудовольствие качеством информации об СССР, добываемой абверовцами. В ответ на критику фюрера адмирал Канарис увеличил усилия руководимой им военной разведки и сделал ставку на тотальный шпионаж, массовую засылку диверсантов на территорию Советского Союза. В Германии и на оккупированных территориях были организованы 60 школ по подготовке разведчиков и диверсантов. Самих агентов вербовали из пронемецки настроенного местного населения и среди военнопленных в концлагерях. Но благодаря успешной работе контрразведчиков НКВД всех уровней для реализации этих планов диверсантов, подготовленных абвером, в том числе его передового подразделения, созданного в июне 1941 года и расположенного под Варшавой («Штаба Валли»), оказалось недостаточно.

Абвер только в 1942 году забросил на территорию СССР несколько тысяч агентов. Однако ставка на тотальный шпионаж в конечном счете себя не оправдала. Например, из 150 разведывательных и диверсионных групп, подготовленных с октября 1942-го по сентябрь 1943 года Абверкомандой-104, обратно вернулись только две, принесшие незначительную информацию. Остальные агенты либо сами сразу после выброски являлись в НКВД, либо были пойманы сотрудниками особых отделов и СМЕРШ. [2]

С нарастанием военных действий наблюдалась тенденция к увеличению числа радиоигр. Например, если в марте 1942 года было задействовано семь радиоточек, то через месяц их число возросло до девяти, а в мае их насчитывалось уже десять. К концу 1943 года было задействовано 56 радиостанций, изъятых у заброшенных на территорию СССР шпионских групп. При этом почти все требования со стороны агентов об оказании им той или иной помощи выполнялись Берлином беспрекословно. Это свидетельствовало о полном доверии разведцентров противника своим агентам и о высоком профессионализме советских контрразведчиков. [3]

В ответ на такие действия абверовцев маскировочные и дезинформационные мероприятия при подготовке и проведении операций «Монастырь», «Марс» и «Уран» были усилены и так умело организованы советским командованием, что с их помощью удалось привлечь пристальное внимание фашистских генералов к стратегическим замыслам советской стороны. В них противнику основным мотивом действий Красной армии в 1942 году был показан якобы готовящийся сильнейший удар против группы армий «Центр» на Ржевско-Вяземском выступе, который так и просился, чтобы его срезали и отодвинули дивизии вермахта дальше от Москвы с последующим движением советских дивизий на Смоленск, Прибалтику и т. д.

Фашисты не замедлили среагировать на стратегический обман советского командования. Основываясь на своевременно переданных руководству вермахта ложных планах русских, гитлеровское командование разрешило перебросить осенью 1942 года на западное (московское) направление дополнительно не только более 12 полнокровных дивизий, но и некоторые части 11 – й полевой армии во главе с фельдмаршалом Манштейном, которые после захвата Севастополя были передислоцированы для решающего штурма Ленинграда. Однако наступление советских войск Волховского фронта сорвало планы немецкого командования. Поэтому генерал-фельдмаршалу Эриху фон Манштейну даже не удалось добраться до группы армий «Север».