пошел вперед, разминая руки. Микали сказал: «Тебе это нравится? Это четвертый фортепианный концерт Прокофьева си-бемоль мажор для левой руки». 

Его правая рука поднялась над крышкой пианино, держа «Вальтер», и Морган отклонился в сторону, когда пуля прочертила борозду в верхней части его левого плеча.

Он вырвал настольную лампу на кофейном столике из розетки, погрузив комнату в тень. «Вальтер» кашлянул снова, дважды, но Морган уже вылез через ближайшее французское окно. Он пробежал через террасу и прыгнул на десять футов в сад внизу, тяжело приземлившись.

Собака снова залаяла в коттедже, когда он бежал к краю обрыва, сквозь оливковые деревья, виляя из стороны в сторону. Микали, который без колебаний последовал за ним по террасе, последовал за ним.

Теперь было почти совсем темно, горизонт был испещрен оранжевым огнем, когда Морган добрался до края утесов и заколебался, понимая, что бежать больше некуда.

На мгновение он стал идеальным силуэтом на фоне оранжево-золотого вечернего неба, и Микали выстрелил, продолжая бежать. Морган вскрикнул, когда пуля отбросила его назад в космос, а затем он исчез.

Микали вгляделся во мрак внизу. Позади него послышались шаги, и появился Константин с дробовиком в одной руке и точечным фонарем в другой.

Микали взял у него лампу, включил ее и включил на темных водах, бурлящих среди скал.

— Мальчик в постели? — спросил он.

— Да, — кивнул старик.

— Хорошо. Доктор Райли прибудет первым рейсом на подводных крыльях из Афин утром. Она будет ждать тебя.»

Микали вернулся на террасу. Старик посмотрел на темные воды, перекрестился, затем повернулся и пошел обратно к коттеджу.

* * *

Примерно через час Жан Поль Девиль вошел в свою парижскую квартиру. Он был на ужине, ежегодном мероприятии, на котором присутствовали в основном коллеги по криминальной коллегии. Большинство остальных предпочли продолжить вечернее развлечение в заведении на Монмартре, часто посещаемом джентльменами среднего возраста в поисках развлечений. Девиллю удалось сбежать достаточно изящно.

Когда он снимал пальто, зазвонил телефон. Это был Микали. Он сказал: «Я пытаюсь уже час».

«Я был на ужине. Проблемы?»

«Появился наш валлийский друг. Знал обо мне все.»

«Боже милостивый. Как?»

— Не имею ни малейшего представления. Я установил, что be не передавал информацию дальше. Он слишком хотел заполучить меня для себя.»

— Ты позаботился о нем?

«Навсегда».

Девилл нахмурился, обдумывая это, затем принял решение. «Учитывая обстоятельства, я думаю, нам следует собраться вместе. Если я успею на самолет с завтраком в Афины, я смогу быть на Гидре к часу дня по вашему времени. Это будет нормально?»

— Отлично, — сказал Микали. «Кэтрин Райли прибывает утром, но об этом не беспокойся».

«Конечно, нет», — сказал Девилл. «Давайте сохраним все как можно более нормальным. Я буду видеть тебя.»

Микали налил себе еще бренди, подошел к столу и открыл папку Моргана. Он нашел фотографию и долго смотрел на темное, изуродованное лицо, затем взял ее вместе с остальными документами и бросил в огонь.

Он сел за пианино, размял пальцы и начал играть «Le Pastour» с огромным чувством и деликатностью.

12

Большую часть своих семидесяти двух лет Джордж Гика был рыбаком по профессии, живя на той же маленькой ферме, на которой он родился, высоко в сосновом лесу над домом Микали.

Все его четверо сыновей за эти годы по очереди эмигрировали в Америку, оставив ему только жену Марию, которая помогала ему управлять лодкой. Не то, чтобы это имело значение. Что бы он ни любил притворяться, она была такой же жесткой, как и он, в любой день недели и могла управлять лодкой так же хорошо.

Два раза в неделю, чтобы развлечься и немного подзаработать, они отправлялись ставить сети, как обычно, ночью, затем выключали свет и совершали четырехмильный переход через пролив к таверне на побережье Пелопоннеса, где принимали груз не облагаемых налогом сигарет, товар, на который был значительный спрос на Гидре.

На обратном пути, вернувшись к сетям, они продолжат ловить рыбу. Это всегда работало идеально до той ночи, когда Мария включила большие двойные натриевые лампы на носу лодки, свет которых привлекал рыбу, и вместо этого увидела протянутую к ней руку, а затем окровавленное лицо.

— Матерь Божья, морской дьявол! — воскликнул старый Джордж и занес весло, чтобы ударить.

Она оттолкнула его. — Назад, старый дурак. Разве ты не можешь отличить мужчину, когда видишь его? Помоги мне затащить его внутрь.»

* * *

Морган лежал на дне лодки, пока она осматривала его.

«В него стреляли», — сказал ее муж.

«Разве я не могу увидеть это сам? Дважды. Плоть разорвана на плече и здесь, в верхней части левой руки. Пуля прошла навылет.»

«Что нам делать? Отвезти его в город Гидры к доктору?»

— С какой целью? — спросила она с презрением, потому что, как и многие старые крестьянки-гидриотки, травяные снадобья и зелья были для нее образом жизни. «Что он может сделать такого, чего я не могу сделать лучше? И там была бы полиция. Было бы необходимо сообщить об этом деле, и встал бы вопрос о сигаретах. Ее кожистое лицо сморщилось в улыбке. «Ты, мой Джордж, слишком стар, чтобы попасть в тюрьму».

Морган открыл глаза и сказал по-гречески: «Никакой полиции, что бы вы ни делали».

Она повернулась и ударила мужа кулаком в плечо. «Видишь, он заговорил, наш человек из моря. Давайте вытащим его на берег, пока он не умер у нас на глазах.»

Они были в маленькой подковообразной бухте, он знал об этом, с крошечной кромкой пляжа, соснами, спускающимися с горы сверху.

Причал был построен из массивных каменных блоков, уходящих в глубокую воду. Странная вещь, которую можно найти в таком пустынном месте. Тогда он не знал, что ему более ста пятидесяти лет, со времен греческой войны за независимость, когда в этой бухте стояло до двадцати вооруженных гидриотами шхун, готовых напасть на любое судно турецкого флота, достаточно неосторожное, чтобы приблизиться к этому берегу.

Дождь прекратился, и в лунном свете Морган разглядел несколько разрушенных зданий, когда старик помогал ему сойти на берег. Он слегка покачивался, странно легкомысленный.

Мария обняла его, удерживая с удивительной силой. «Сейчас не время падать духом, мальчик. Сейчас время набраться сил.»

Кто-то засмеялся, и Морган с удивлением понял, что это был он сам. — Мальчик, мама? — спросил он. «Я видел почти пятьдесят лет — пятьдесят долгих, кровавых лет».

«Тогда жизнь