Ровена с наслаждением погрузилась в горячую воду. Как же ей хотелось понежиться подольше, но она знала, что уже опаздывает и спустится в гостиную позже всех.

– Тебе нравится играть на нервах, да, кузина? – донесся из комнаты голос Элейн. – Ты же знаешь, что мама и так вне себя, потому что Виктория не приедет на Рождество. Твое отсутствие могло стать последней каплей в чаше ее терпения.

Элейн появилась на пороге ванной с упертыми в бока руками. Она уже переоделась к ужину в черное платье с короткими кружевными рукавами, украшенное затейливыми завитушками и бусинами. В последнее время все поголовно предпочитали носить черное, и казалось, будто вся Англия в трауре.

– Ну, можно считать, что я еще не приехала. Нужно одеться и сделать прическу, а я с ног валюсь. Поможешь мне подобрать платье? Что-нибудь простенькое, без корсета.

– Да ты настоящая бунтарка! Сначала начала летать на аэропланах, а теперь отказываешься носить корсет. – Элейн подмигнула и вдруг широко распахнула глаза. – Боже правый! Что у тебя с плечом?

– С каким плечом?

Ровена оглядела себя и открыла рот. Бледную кожу плеча и предплечья украшал темно-фиолетовый синяк с довольно страшной на вид черной каймой. Она подвигала рукой и поморщилась. Она чувствовала себя настолько разбитой, что даже не заметила.

– Ладно. Тогда подбери платье, которое это скроет. Не хочу рассказывать твоим родителям, что ударилась при аварийной посадке и провела ночь в чистом поле, без души вокруг.

Брови Элейн взлетели на лоб.

– У тебя потрясающе интересная жизнь, – пробормотала она и вышла из комнаты.

Ровена не могла не согласиться. И это куда лучше, чем безысходная тоска, мучившая ее почти весь прошлый год. По крайней мере, сейчас она делает что-то полезное.

Она закончила мыться, сполоснула волосы и выбралась из ванны. Наскоро вытерлась, завернула волосы в полотенце. Горничная затопила в комнате камин.

Элейн потрясла перед ее носом нижним бельем:

– Надеюсь, сорочку ты все же наденешь? Или собираешься натянуть платье на голое тело?

– Кто знает. И когда ты успела стать такой скромницей?

Элейн засмеялась:

– Я тщательно выбираю время и место для бунта, кузина. Проявляю неповиновение, только когда уверена, что мама меня не видит.

Ровена надела батистовое белье, а потом выбранное Элейн тонкое кружевное платье.

– Думаешь, она смотрит на твои панталоны?

Застегивая длинный ряд пуговиц у нее на спине, Элейн фыркнула.

– Не сомневаюсь. Горничные наверняка докладывают ей все подробности.

Ровена принялась быстро сушить полотенцем волосы.

– Ты серьезно? – спросила она.

– Конечно.

– Но зачем? Ты же никогда не давала ей повода сомневаться в тебе. – Ровена вывернула голову, чтобы разглядеть лицо кузины из-под волны волос.

Элейн улыбнулась, как показалось, с легкой горечью:

– В Швейцарии мне предоставили слишком много свободы. Мать так и не смогла с этим смириться.

Когда девушки, как могли, высушили темную массу волос Ровены, Элейн прошлась по ним щеткой и закрутила в простой овальный пучок на затылке.

– Вот так, – заявила она, оглядывая результат своих трудов. – А теперь пойдем, пока матушка не снарядила спасательный отряд.

– Твои родители уже знают, что я здесь? – спросила на ходу Ровена.

– Думаю, Кэрнс уже сообщил им.

Догадка Элейн подтвердилась, когда девушки вошли в гостиную. Тетя Шарлотта, вся в черном, напоминала залегшего в засаде паука.

– Будь осторожна, – с улыбкой прошептала Элейн. – Она весь день сегодня в плохом настроении. Никак не может примириться с мыслью, что придется встречать Рождество с наименее любимым из отпрысков.

– Ш-ш-ш, – шикнула Ровена и повернулась к комнате. – Тетя Шарлотта! Дядя Конрад! С Рождеством!

– Я уже начала сомневаться, что ты успеешь на праздник, дорогая.

В хорошо поставленном голосе тети слышался надлом. Ровена заметила, что постоянная тревога о сыне оставила на ее лбу новые морщины и складку у губ, которой не было раньше. Она поцеловала подставленную щеку с неожиданным приливом нежности. Неважно, что графиня порой относилась к окружающим с пугающим холодом, ни одна мать не заслуживала того, чтобы волноваться о сыне, воюющем в чужих краях.

– Ради того, чтобы встретить Рождество в Саммерсете, я готова сделать невозможное, – заверила Ровена, целуя дядю.

– Чего не могу сказать о твоей сестре, но она всегда была странной девочкой. Словно птичка, постоянно порхает с места на место. Я бы восхищалась силой ее характера, если бы он не сводил меня с ума.

Ровена удивленно приподняла брови. Слова тети были похожи на комплимент. С другой стороны, Виктория всегда позволяла себе больше вольностей с тетей, в отличие от сестры и кузины, и графиня, казалось, поневоле прониклась к ней уважением.

– К тому же сейчас я очень на нее обижена.

Слуга с серебряным подносом предложил Ровене бокал глинтвейна, и она приняла его с благодарной улыбкой.

– И почему же? Что Виктория натворила на этот раз? Насколько я знаю, она сейчас во Франции.

– Судя по всему, нет, – со вздохом сказала тетя Шарлотта. – Она сочла нужным сопровождать нашего бывшего лакея в лондонский госпиталь. Ума не приложу, почему бы ей было не заехать к нам на праздники, но, очевидно, она предпочитает проводить Рождество в этой ужасной холостяцкой квартире с новыми друзьями.

В обвинении Ровена расслышала нотки обиды и бросила вопросительный взгляд на дядю.

Тот неловко прочистил горло:

– Да, я получил от Виктории известие, что Эндрю Уилкс перенес тяжелые ранения и она хочет доставить его в Англию, где ему будет обеспечен более хороший уход.

В первую секунду Ровена не могла понять, о ком идет речь, и тут все встало на свои места. Муж Пруденс.

– О нет! Бедная Пруденс. Он поправится?

Лицо тети Шарлотты приняло отрешенное выражение, которое всегда появлялось на нем при упоминании имени Пруденс, но, как ни странно, дядя Конрад ответил без обиняков:

– Доктора сообщили мне, что он поправится, хотя у него серьезно задеты ребра и нога. Ногу пришлось ампутировать, но остальные раны заживают хорошо.

– Наконец-то, леди Асквит! – вдруг воскликнула тетя Шарлотта. – Я непременно должна поздороваться. Ее сын служит в одном полку с Колином. Может, у нее есть новости.

Не удостоив больше племянницу и мужа ни словом, графиня, вызывающе вскинув подбородок, направилась к гостье.

Ровена смотрела ей вслед.

– Это ужасно, – прошептала она, думая о том, что приходится сейчас переживать Пруденс. – Я имею в виду Эндрю. Хорошо, что Виктория осталась с ними. Пруденс, должно быть, места себе не находит. Она ведь ждет ребенка.