Бьются рыцари, шаг за шагом отступает Тремендос Единственный, и все ближе дверь, что ведет в замок. Вот замешкался на мгновение грозный герцог и забежал за повозку, что брошена была посреди двора. Но нет нынче невозможного для сэра Галахада! Точно пустую корзину, отбросил он со своего пути телегу, занес меч для удара и шагнул вперед. Как вдруг захрустели под ногами Галахада ветки, и повалился он в яму, прикрытую хворостом.

Беда! Беда! Уже спешит Тремендос с занесенным мечом к яме, ревет от ярости герцог, точно не человек он. Но схватил Галахад меч свой за середину лезвия, подпрыгнул, и лег клинок поперек ямы. И подтянулся на нем Галахад, и великой силой своей выбрался из ямы.

Крича от ужаса, кинулся Тремендос в узкий закоулок между замком и разрушенной часовней, но, когда Галахад с поднятым мечом устремился туда же, зазвенела тетива самострела, и черная короткая стрела ударила витязя в плечо. Видно, добрый мастер делал самострел. Могуч был удар, и не устояли доспехи. Опустился на одно колено Галахад, и горячая кровь бежала из-под доспехов струею.

Нет сил держать щит, и защищается Галахад одним мечом, а левая рука повисла, как засохшая ветка. Однако улучил рыцарь мгновение – рыча от боли, вырвал стрелу из тела. Но что это? Унимается кровь, стихает боль – с новой силой крушит Галахад Тремендоса. Вот уже на ступенях замка рубят друг друга бойцы, и, кажется, нет силы, что остановила бы Галахада. Но и тут приготовил ловушку хитроумный Тремендос. Провалилась ступень под ногами Галахада. Скатился он, гремя доспехами, вниз, а Тремендос тем временем исчез за дверью. Хотел было рыцарь выбить дубовые створки, но, как и вчера, сковал его глубокий сон, и до рассвета пролежал он на каменных ступенях.

Однако не кровавые поединки снились Галахаду, и не грохот битвы слышал он всю ночь. Чудилось рыцарю, что высоко над головой в темном небе звучат голоса слаще соловьиного пения. И звезды не холодными белыми искрами летят над землей, а глядят на него и греют, точно горячие угольки.

Поднялся Галахад, когда солнце осветило зубцы крепостных стен и лежала на его доспехах роса. Подошел юный рыцарь к двери и взялся за кольцо. Нынче утром отчего-то не хотелось ему обнажать клинок и крушить все без разбора на своем пути.

И стоило Галахаду потянуть за кольцо, тяжелые двери замка распахнулись, и там во мраке разглядел он скрюченного старика в латах. Тяжкие доспехи давили на худые плечи, и казалось, вот-вот рухнет он на каменный пол.

– Отвечай, старик! – промолвил Галахад. – Неужто Тремендос выслал тебя биться со мною?

И тогда старик распрямился и с трудом шагнул навстречу Галахаду. Солнечный луч из распахнутых дверей упал на его лицо, и ужаснулся Галахад: ведь сам Тремендос Единственный стоял перед ним! Все той же неутолимой злобой горели глаза герцога, но напрасно распухшие пальцы отыскивали рукоять меча – не осталось силы в старческих руках. Лицо же Тремендоса так состарилось за одну ночь, что казалось старше самых древних гор.

– Слушай меня, рыцарь Галахад, – проговорил Единственный, задыхаясь, – вчера еще ты бился со мной на мечах, нынче же одного удара твоего кулака довольно, чтобы убить меня. Да только не смерти боюсь я, ибо устал жить, а боюсь я, что станешь ты гордиться, что победил меня, Тремендоса Единственного. – И тут герцог зашатался, и шагнул было Галахад, чтобы поддержать его. – Ни шагу, дерзкий юнец, – прошипел Тремендос со злобой и со страшным усилием вытащил до половины свой меч из ножен. – Ни один человек не похвалится тем, что поддержал обессилевшего Тремендоса. И уж если не хватит мне сил встретить тебя добрым ударом, то свою-то глотку я сумею перерезать. – И снова замолчал старик, чтобы отдышаться, а потом сказал: – Запомни, сын Ланселота, сотни лет прошли с тех пор, как укрыл я от всех в этом замке чашу с кровью Господа нашего Иисуса. Безмерной мощью наполняла меня его святая сила, один выходил я против любой рати, и никто не мог устоять передо мной. Ни добра, ни зла не было для меня – пусть слабый выбирает, сильному все по плечу. Только об одном жалел я – каждый вечер должен был стоять я перед потайной комнатой, где от всех на свете укрыт Святой Грааль, чтобы снова наполнила меня его сила. Не будь этого, я покорил бы весь мир!

– Так что же теперь с тобою, несчастный старик? Где твоя мощь?

– Ты! – закричал старик с такой силой, что вздрогнуло пламя факела, освещавшего его лицо. – Ты отнял мою силу! Не ведаю отчего, но с того дня, как ступил твой конь на мою землю, чаша с Христовой кровью не подкрепляет моей силы и попусту стою я перед потайной комнатой.

– Что ж, – промолвил Галахад, – если выбрала река новое русло, никому не вернуть ее на старый путь.

– Да! Да! – прошипел старик. – Только не надейся, что справедливость и добро придут с тобою. Могущество – тяжкая ноша, никому не по силам остаться добрым, когда некого бояться. И не ты победишь меня, а эта проклятая святая чаша одолеет и добро и зло в твоей душе!

Но едва раздались эти слова, рухнул старик на каменный пол, страшно почернело лицо его, и испустил он дух. Галахад же стоял в смущении, покуда не донеслась до него тихая музыка. И так прекрасна была эта мелодия, точно из сновидения донеслась она к Галахаду.

По узкой лестнице двинулся сэр Галахад туда, куда звала его дивная музыка. Порою казалось рыцарю, что сильная рука ведет его по запутанным переходам замка. Спрятанные в укромных местах самострелы выбрасывали свои упругие жала, распахивались в полах бездонные ловушки, и остро отточенные клинки обрушивались с потолка на Галахада. Но ни стрел, ни ловушек не замечал Галахад, одну только музыку слышал он, а незримая рука твердо вела рыцаря. Пролетали мимо и ломались о камни выпущенные стрелы, ударялись в пол брошенные из-под потолка клинки, а ненасытные ловушки раскрывали свои пасти не раньше, чем рыцарь перешагивал их.

Но вот оборвалась музыка, и последний звук растаял под высокими сводами. Словно бы очнулся Галахад от чудесного наваждения. И тогда огляделся рыцарь и увидел, что стоит он в небогатых покоях с крохотными оконцами под самым потолком. И хоть едва пробивался солнечный свет сквозь эти оконца, но было в зале светло, и слаще ароматов майского сада был воздух, что вдыхал рыцарь. Вспомнился Галахаду Камелот и сияние над Круглым столом, но в этом зале не было факелов по стенам. Огляделся в недоумении Галахад и увидел невысокую дверь, и такой шел от этой двери свет, как от железного бруска, когда выхватывает его кузнец из горячих углей. Но не было нестерпимого жара, и не резал этот свет глаза, напротив – так прекрасно показалось Галахаду это сияние, что сами собой шагнули ноги навстречу золотому лучу. Шагнул рыцарь – и едва не упал, потому что страшно тяжелым показался ему его меч. Немедля расстегнул Галахад пряжку на поясе, сбросил меч на каменные плиты и вошел в этот луч, как в золотую реку.

Вот уже стоит юный рыцарь перед чудесной дверью, и чудится ему, что частью золотого сияния стал он. И хочется ему коснуться двери, но сковывает руки странная робость. Тут померк волшебный свет, и загорелись на двери буквы: «Галахад, сын Ланселота, войди». Вытянул Галахад руку, но не успел коснуться двери, как сама распахнулась она ему навстречу.