Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не помогло — мама вошла в комнату и включила свет.
— Где же ты спишь? — изумилась Валентина Васильевна. — Постель не разобрана, сама вся одета… — Мать взялась за край покрывала, а Катя воровато огляделась. Влада нигде не было видно.
«Наверно, в шкафу», — подумалось ей. Совсем не вовремя вспомнились анекдоты на эту тему — она не выдержала и тонко хихикнула.
— Ты чего? — Мама перестала взбивать подушки и нахмурилась. — Как отметила? Что за семья у этого мальчика?
— Семья, семья, ну… — замямлила девушка, косо поглядывая на шкаф, — обычная, ничего особенного.
Валентина Васильевна отогнула край одеяла и вытащила из-под подушки сиреневую ночную рубашку. Потом заметила на краю постели цепочку.
— Он тебе подарил?
— Да. — Катя повесила на руку ночную рубашку, надеясь, что мать заметит и поскорее уйдет, но не тут то было.
— А на меня он, знаешь, не произвел впечатления, — обронила мама, разглядывая цепочку с подвеской. — Что-то в нем мне не нравится…
— Наверно, главное, чтоб мне нравилось, — краснея, сказала девушка.
Валентина Васильевна вздохнула, снова уставилась на цепочку и, посоветовав: «Ложись, дочка, ложись», начала рассказывать:
— Видела бы ты, какой парень у твоей двоюродной сестрицы. Помнишь ее, Светку?
Катя помнила. Сестра была младше ее на год. С одиннадцати лет та успела перевстречаться чуть ли не со всеми парнями в своем микрорайоне. Из школы ее вышибли за неуспеваемость, сейчас училась в ПТУ.
— Тимой зовут, — продолжила мама, — такой обходительный, такой галантный, Светку обожает! В круиз собирается везти вокруг света. Представляешь?
Девушка кивнула и быстро пошла в ванную, уверенная, что, когда вернется, мама уже уйдет.
Ошиблась.
Мать сидела на кровати и разглядывала диск.
Ничего не оставалось, пришлось надеть ночную рубашку и лечь в постель. Лишь тогда Валентина Васильевна спохватилась, сложила подарки на тумбочку, выключила в комнате свет, но, прежде чем уйти, сказала:
— Подумай как следует насчет Влада своего… Чует мое сердце нехорошее.
— Спокойной ночи, — пожелала Катя. Мама всегда умела подбодрить. Всюду ей виделось, слышалось, чудилось нехорошее. Одно раздражало — на этот раз, похоже, она не ошиблась.
Девушка подождала, пока стихнут за дверью шаги, и тихо позвала:
— Влад…
— Поговорим, когда твои родители лягут спать, — послышалось из-под кровати.
Катя свесилась с постели. Молодой человек лежал на спине, положив руки под голову. В темноте, рассеиваемой светом, исходившим от окна, блестели зеленые глаза.
— Ты можешь вылезти.
— Мне удобно тут, — возразил он.
Ожидание текло медленно-медленно. За час, который пришлось молча лежать, глядя в потолок, Катя чего только не передумала. То ей казалось, будто она слышит лишь собственное дыхание, то вдруг в голову ударяло, что все — лишь сон.
Как только дверь родительской комнаты негромко хлопнула, Катя не выдержала и спросила:
— А как мне теперь тебя называть? Ведь Влад ненастоящее имя…
— Как нравится, — отзывался молодой человек. — Возможно, очень скоро тебе не захочется называть меня по имени совсем… и видеть тоже.
Сердце болезненно сжалось, Катя набрала в легкие побольше воздуха и процитировала:
— «А еще мы пьем кровь!» — Она подождала, скажет ли он что-нибудь, и пояснила: — Это слова Анжелики: «А еще мы пьем кровь».
— Я помню.
Возникла пауза.
— Почему она так сказала? — Катя крепче стиснула одеяло. — Это шутка, да?
— Меня зовут Вильям Нортон, — негромко произнес молодой человек, — я родился в провинции Англии в тысяча пятьсот восемнадцатом году. Почти пятьсот лет назад. Анжелика не солгала…
Катя села, вплотную прижав к себе колени.
— Вы что же, как та графиня?… — Девушка осеклась.
— Елизавета Ботари? — усмехнулся Вильям. — Нет, мы другие. Кровь, источник нашей жизни, как вашей, — пища.
— А клыки есть? — шепотом спросила Катя.
— Есть.
— А гробы? Спите?
— Гробы по желанию… Спим два раза в неделю. Достаточно пяти-шести часов.
— Осиновый кол, чеснок, серебряные пули, — дрожащим голосом перечислила она.
— Нет. Солнечный свет.
— Поэтому ты никогда не выходишь днем! — осенило девушку.
Вильям под кроватью пошевелился, а затем его голова показалась возле тумбочки. Молодой человек положил локти на постель.
Катя непроизвольно отодвинулась. На языке крутился вопрос, которой она не осмеливалась задать.
— Не бойся, — мягко попросил Вильям, — для меня ты больше, чем источник жизни… как и любой другой человек. Я не пью кровь людей, только животных.
— Ты читаешь мысли? — подозрительно нахмурилась девушка. И все-таки несмелая улыбка коснулась ее губ. Известие, что он не убивает людей, позволило немного расслабиться.
— Нет, читать мысли я не умею.
— А твой брат?
Молодой человек покачал головой.
— Он мог бы, но не хочет.
— Как это?
Вильям положил подбородок на руки. Бледный свет из окна упал ему на лицо.
— Сильные вампиры обладают разными талантами, а при желании могут их развивать. Лайонелу не нужно уметь читать мысли; если он захочет, для него это сделает Георгий или кто-то еще из прислужников. А скорее, он использует какой-нибудь иной свой талант… Благо у него их огромное множество.
— Значит, Георгий… — Катя прижала ладони к вспыхнувшим щекам.
— Да, он знает все, о чем думает каждый находящийся рядом. Говорит, это то же самое, что включить, одновременно в голове сотни радиостанций. Можно звук сделать потише, но не выключить совсем.
Девушка выдержала пристальный взгляд зеленых глаз.
— А мальчик?
— Йоро, — Вильям задумчиво улыбнулся — сверкнули белые зубы, — он не такой, как мы. Мальчика мой брат поймал в лесах Сенегала около семидесяти лет назад.
— Почему вы держите его в клетке?! — громче, чем следовало, воскликнула Катя и тут же зажала себе рот ладонью.
Вильям прислушался и, лишь убедившись, что никто не идет, ответил:
— Йоро оборотень, он не обычный мальчик. Если его выпустить, первым делом он перегрызет кому-то из нас горло.
— Если так, то зачем Лайонел его поймал?
— Не знаю, — пожал плечами молодой человек. — Просто так, разве ты до сих пор не поняла? — Мой брат делает что ему вздумается! Порой его развлечения выходят за рамки… за все мыслимые рамки.