Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под окнами прокатился джип, из его динамиков по улице прогрохотало басовое «умца-умца», но я едва обратила внимание. На почве беспробудного счастья я стала вдруг благосклонна к брендовой одежде, кольцам в носу, западным женщинам-мусульманкам, пирсингу, ботоксу, корпоративному арго и личным тренерам. Люди, знаменитые лишь собственной знаменитостью, больше не раздражали меня – равно как и интонирование вверх, неправильная грамматика, конаны-грамотеи, пользовательские инструкции, пневмосдуватели для листвы, а также дурацкие имена типа Поэма, Тиса, Венера, Стелла, Мелодия или Кассия. Я, похоже, перенесла брюзгаэктомию.
Арчи накатился на меня. Я вгляделась в его лучистое улыбчивое лицо, и любовь к нему показалась мне вдруг не такой уж странной.
* * *
Когда утром в понедельник меня вынул из постели стук в дверь, пришлось вытягивать себя из объятий Арчи, будто он весь целиком был сшит из «липучки». Хрустальное осеннее утро шелестело позолоченными листьями, и я топала вниз по лестнице в полном блаженстве.
Если бы все это снимали в кино, вода в вазах должна была бы заколыхаться, как бы предостерегая: сейчас случится нечто монументальное. Я же в полном неведении добралась до входной двери, вся взъерошенная и насквозь пропахшая густым кисло-сладким духом любовных игр. Распахнула дверь, облаченная лишь в Арчину рубашку и довольную улыбку, – и обнаружила на пороге бывшего мужа. В его руках громоздилась охапка цветов.
– Люси. Прости, что я тебя бросил. На самом деле я люблю тебя. И никогда не переставал любить. И Мерлина. И я хочу посвятить остаток своих дней тому, чтобы загладить все, что я наделал. Я хочу вернуть тебя, любимая. Отчаянно хочу.
Я удостоверилась, что трусов не обмочила, так что, в общем, удар с гордостью выдержала. В ушах у меня стучала кровь. Я смотрела на своего бывшего мужа целую безмолвную вечность: двадцать секунд? десять лет? Кто знает? Передо мной был тот же Джереми – те же острые скулы, сжатые челюсти, глаза такой голубизны, что можно утонуть, и ослепительная улыбка игрока, ставящего по-крупному. Дизайнерская рубашка, черные брюки, обязательный «ролекс» – да, все на месте, за исключением болтов, торчащих из шеи. Пришлось напомнить себе, что он – то самое чудовище, которое меня бросило много лет назад. Оторвав от него взгляд, я попыталась заговорить, но губы словно накачали новокаином.
Выкрутиться удалось бы, только применив мою технику выживания – вернувшись к дефолтной установке «язвительная дерзость».
– Можно было догадаться, что ты где-то поблизости: соседские собаки места себе не находят, – произнесла я наконец, хотя сердце под рубашкой Арчи барабанило как сумасшедшее. – Чего тебе надо? – Я уже собралась окончательно и приготовилась к любому удару.
– Я вел себя отвратительно, – произнес Джереми замогильным голосом, будто ему только что диагностировали рак яичек. Тот же голос, странно знакомый и незнакомо странный.
Мы пялились друг на друга через пропасть. И тут Джереми приступил к заранее приготовленной речи:
– Мужчин нужно принуждать к подписанию брачного соглашения об эмоциях. Молодоженов обычно беспокоят финансы, а что же чувства?.. Чувства – вот долгосрочный вклад женщины. Все могло бы получиться как надо, если бы ты заставила меня подписать такой контракт: Я обещаю стараться тебя веселить. Я обещаю смеяться над твоими шутками... Я обещаю говорить тебе обо всем, что я в тебе люблю, каждый день, начиная с твоего чудесного смеха... Я обещаю никогда не оставлять тебя в час нужды... Я обещаю быть хорошим отцом.
Лицо мне свело от изумления. Я закатила глаза практически до кромки волос.
– И ты думаешь, я во все это поверю? Что после всех этих лет ты вдруг изменился?
У Джереми лоб сморщился, как корка на остывающем крем-брюле.
– Я правда изменился. У меня в голове не укладывается, что я натворил с тобой. Мне нужно было увидеться с тобой и рассказать тебе, что я чувствую.
– И что ты чувствуешь? Ты не умеешь чувствовать, Джереми. Нечто ближайшее к чувству ты испытываешь, когда говоришь: «Это доставило удовольствие ста процентам нашей фокус-группы».
– Это все прежний Джереми! Я отдаю себе отчет, что несколько припозднился с осознанием, но я понял, что карьера и работа – еще не все.
– И это говорит человек, который известен своими оргазмическими криками: «О боже! Доу упал на два процента! Да! Да!! Да!!!»
– Действительно, я был таким. Признаю. Но теперь я уверен, что друзья и семья важнее всего остального.
– Отлично! Это надо отметить. Давай пригласим всех твоих друзей... закажу столик на одного, ага?
– У меня отец умер, – сказал вдруг Джереми. Голос у него загустел от подавленного чувства.
– О, – только и могла я сказать, и ветер мгновенно утих в моих саркастических парусах. – Соболезную.
Джереми отбросил букет и осел на кирпичный заборчик, отделяющий мою раздолбанную террасу от сияющих свежеотремонтированных георгианских хором по соседству.
– Я любил отца, Лу. Но часть вины за разлад нашего брака я все же возлагаю на родителей. Если бы они выказывали мне любовь и нежность, как должны были, если бы научили меня общаться, я бы никогда тебя не бросил. Но мои родители всегда предпочитали собственному сыну собак, – сказал он с горечью. – Собак держали в доме, а меня отправили в псарню экстра-класса под названием «Итон». Когда Мерлину поставили диагноз, мне попросту не хватило эмоциональной зрелости. А теперь уж поздно говорить отцу о том, что я чувствую. – Он безутешно повесил голову. – Но я потолковал с матерью. Она тоже отчаянно сожалеет. Она очень хочет видеться с вами, безумно. И я.
Он посмотрел на меня с такой искренней мольбой, что я мгновенно сдала позиции и уселась рядом с ним на раздолбанный заборчик.
– Я просто вплыл в отцовство, без руля и без ветрил. А потом испугался, нырнул за борт и как бешеный поплыл к берегу. И все эти годы жил, как потерпевший кораблекрушение. – Он уткнулся лицом в ладони.
Я так хотела ему верить, но развод чернел между нами, как огромный синяк. «Условия развода будут справедливыми и равными. Нагибайся» – вот довольно точный итог произошедшего. Поэтому дружеских объятий я не раскрыла, но зато вяло поаплодировала:
– Очень трогательно, Джереми. Прямо викторианский роман. Кстати, даже если отец включил тебя в завещание, вывозить имущество прямо с похорон как-то неприлично, имей в виду.
Джереми вглядывался в меня покрасневшими глазами.
– Господи. Ты и впрямь обо мне такого ничтожного мнения? Ну да, и кто тебя упрекнет? – Он уныло вздохнул. – Я повел себя низко. Мама рассказала мне о Мерлине, о его проблемах. Он не виноват, что не умеет правильно эмоционально реагировать. Я много читал об Аспергере. Его когнитивная эмпатия – способность понимать, что чувствуют другие, – недоразвита, я знаю, но эксперты говорят, что это...